-- Ахъ, Валли! Что ты!? невольно вскрикнула Афра.-- Господи Боже мой, что ты это говоришь? Постой... нѣтъ... Охъ, Іосифъ, Іосифъ! Если-бы я могла сказать ей... если-бы только смѣла...
-- Ну, полно тебѣ! перебила ее Валли.-- Послушай, если ты искренно любишь его -- должна успокоиться! Перестань-же, а ужъ меня отпусти съ миромъ, пожалѣй... Я и такъ довольно помучилась. Мнѣ необходимо удалиться, совсѣмъ уйдти... Не держи-же меня! Выслушай только послѣднюю мою просьбу къ тебѣ: отплати мнѣ за все, что я устрою для тебя, однимъ -- хорошимъ, настоящимъ уходомъ за Іосифомъ. Ты должна хорошенько смотрѣть за нимъ. Да? Вѣдь ты дашь мнѣ слово, что исполнишь это?... Успокой-же меня, скажи!
Афра сложила руки и проговорила умоляющимъ голосомъ:
-- О, Валли! Нѣтъ, не оставляй насъ... Останься! Господи помилуй! Ну, что Іосифъ скажетъ, когда потомъ узнаетъ, что мы прогнали тебя изъ твоего-же дома?!...
-- Ты слова только теряешь, суровымъ тономъ замѣтила Валли.-- Ежели я что разъ порѣшила, такъ ужъ это и должно исполниться. Остановить, помѣшать мнѣ -- никто не можетъ.
И подойдя къ сундуку, она открыла его, достала оттуда платье, бѣлье, кое-какія вещи -- и принялась все это увязывать. Когда узелъ былъ готовъ, Валли подняла и забросила его себѣ на спину.
-- Теперь, Афра, посмотри сюда (она указала ей на ящикъ): тутъ вотъ небольшой свертокъ -- это старенькое, но хорошее, тонкое полотно,-- оставляю его для перевязокъ; а это вотъ -- другое, холщевое, погрубѣе будетъ того: для корпіи оно годно, а корпія понадобится сегодня вечеромъ доктору. Ножницы тоже тутъ. Холстъ этотъ ты разрѣзай вотъ на такія полоски, тогда и корпія выйдетъ не короче пальца. Такъ надо. Будь-же поакуратнѣе. Еще вотъ что: каждыя четверть часа нужно класть ему на голову такую-же тряпочку, обмочивъ ее въ свѣжей водѣ: она, видишь-ли, жаръ вытягиваетъ. Что-жъ, можно-ли мнѣ положиться на тебя, быть увѣренной, что ты все это будешь помнить?... Афра, не забудь: я вѣдь спасла его отъ смерти! И конечно, не для того-же спасала я Іосифа, чтобы ты, дурно присматривая за нимъ, уморила его потомъ?... Постой: ты поглядывай за тѣмъ, чтобы голова у него всегда лежала высоко. Такъ нужно, потому что кровь будетъ тогда лучше оттекать отъ головы... Да подушки-то почаще поправляй... Ну, кажется, все теперь сказала?.. Нечего больше, да и не знаю. Ахъ, Господи, да вѣдь гдѣ-жъ тебѣ поднимать его, поворачивать такъ, какъ я это дѣлала? Не имѣешь ты настолько силы-то!... Постой, зови ты каждый разъ Клеттенмайера; онъ хоть и старъ, но поможетъ тебѣ хорошо. Довѣриться ему можешь. Ну, оставляю теперь Іосифа на твоихъ рукахъ...
Тутъ Валли остановилась, потому что голосъ ея оборвался и колѣни стали подгибаться. Дрожь охватила ее, руки тряслись, такъ что она насилу удержала узелъ. Взглянувъ въ послѣдній разъ на Іосифа, Валли проговорила:
-- Ну, храни тебя Боже!
И вышла изъ своей комнатки.
Увидѣвъ на дворѣ старика патера и Клеттенмайера, которые разговаривали о чемъ-то, она подошла къ нимъ.
-- Клеттенмайеръ! крикнула она ему подъ самое ухо: -- ступай къ Афрѣ, да помоги ей за Іосифомъ ухаживать. Она теперь будетъ тамъ вмѣсто меня. Іосифъ тутъ останется, а я ухожу. Слушай: всѣ вы должны считать теперь Іосифа за хозяина, повиноваться ему, все равно какъ мнѣ, до тѣхъ поръ пока я не возвращусь... Если-же онъ тогда пожалуется мнѣ на кого нибудь -- ну, не сдобровать тому! Такъ и скажи всѣмъ.
Старикъ все разслышалъ, запомнилъ и только нѣсколько разъ качнулъ головой, потому что не могъ собраться съ духомъ, чтобы спросить у нея: что-же это значитъ?...-- Ну, просимъ прощенья, хозяюшка, наконецъ проговорилъ онъ:-- да назадъ-то поскорѣй къ намъ!
-- Никогда... прошептала Валли.
Клеттенмайеръ отправился къ Афрѣ.
Валли не двигалась съ мѣста. Стоя передъ патеромъ, она до конца выдержала его пытливый взглядъ, однако видно было, что она совсѣмъ изнемогла...
-- Много у меня еще всякаго добра, заговорила Валли,-- но теперь ничто уже больше не прельщаетъ меня: одинъ орелъ только и милъ мнѣ! Никому я не отдамъ его -- съ собой его беру.-- Ганзль, идемъ! кликнула она птицѣ, сидѣвшей насупившись на загороди.
Орелъ, какъ-то не-хотя, тяжело поднялся и подлетѣлъ къ ней.
-- Привыкай-ка опять летать, Ганзль! Мы вѣдь опять съ тобой -- въ путь-дорогу.
-- Что ты это, Валли, задумала? грустно спросилъ ее патеръ.
-- Ничего. Ухожу, отецъ мой. Что-жъ, въ домѣ осталась Афра!... Вы и сами хорошо понимаете, что оставаться мнѣ тутъ -- дѣло не подходящее. Да, и я готова до конца жизни моей быть нищей, голодной, бродягой; мнѣ ничего не жаль -- все отдамъ имъ, что имѣю, поглядѣть, какъ онъ будетъ ластиться къ Афрѣ, цѣловать ее -- я не въ силахъ, не могу -- и баста!