Слезы душили ее, но она стиснула зубы и не дала выкатиться ни одной слезинкѣ.
-- Постой, да ты это серіозно хочешь подарить имъ и домъ, и землю? спросилъ старикъ.-- О, чадо мое, уразумѣла-ли ты то, что желаешь совершить?...
-- Домъ-то ужъ не мнѣ принадлежитъ, отецъ мой. Мнѣ еще вчера было извѣстно, что если Викентій захочетъ вдругъ вступить въ него хозяиномъ, то домъ и будетъ переданъ ему. Ну, а все то, что за мною остается -- отдаю я Іосифу. Ежели онъ, по моей-же винѣ, калѣкой будетъ и лишится возможности добывать себѣ трудомъ кусокъ хлѣба -- я прямо обязана озаботиться о немъ.
-- Ка-акъ! воскликнулъ патеръ:-- да неужто-же отецъ лишилъ тебя наслѣдства?...
-- Что-жъ изъ этого? Ну, лишилъ... А зачѣмъ мнѣ и домъ, и земля?.. Найду, гдѣ пріютиться: готовый уголокъ для меня всегда есть.
-- Послушай, чадо мое, заговорилъ старикъ встревоженнымъ голосомъ:-- я вѣдь надѣюсь, что ты противъ себя ничего худаго не задумала?.
-- О, нѣтъ, отецъ мой! Никогда! Я ужъ вижу теперь, какъ вы были во всемъ справедливы, какъ все вѣрно говорили... гордыхъ сердцемъ, упрямыхъ, Господь не можетъ любить!.. Но, быть можетъ, ради раскаянія моего, Онъ смилуется надо мною, успокоитъ мою душу.
-- То былъ страшный часъ, когда непокорный духъ твой сломился наконецъ, но да будетъ часъ тотъ благословенъ! Вотъ теперь ужъ можно сказать о тебѣ, что ты въ самомъ дѣлѣ дѣвушка великая!.... Однако, куда-жъ ты хочешь удалиться?... Не желаешь-ли войти въ общину Сестеръ Милосердія? А не то, если хочешь, я отведу тебя въ монастырь кармелитокъ?..
-- Нѣтъ, это все не по мнѣ, отецъ мой... Вѣдь я Орелъ-Дѣвка -- и не годна я ни въ общину, ни въ монастырь. Жить въ клѣткѣ, въ четырехъ стѣнахъ, не могу!... Мнѣ хочется умереть, какъ и прожила я вотъ до этого дня -- подъ открытымъ небомъ Божьимъ. Ежелибы я заперлась гдѣ нибудь -- мнѣ-бы все тогда думалось, что Господь не видитъ меня и не проникнетъ ко мнѣ, потому что между небомъ и мною -- толстыя стѣны. Я буду такъ же и каяться, и молиться, какъ-бы молилась въ церкви, но мнѣ нужно... непремѣнно нужно, чтобы кругомъ меня были утесы, скалы, пропасти... Чтобы я видѣла, какъ облака ходятъ, чувствовала-бы вѣяніе вѣтра... Если-жъ ничего этого не будетъ -- я не ручаюсь за себя... не вытерплю! Понятно-ли вамъ?
-- Понятно, понятно, Валли! И я поступилъ-бы глупо, если-бы сталъ разубѣждать тебя въ этомъ, приневоливать... Но, скажи, куда-же ты?....
-- А туда -- въ горы, опять къ отцу моему -- Мурцоллю. Тамъ мой родной уголокъ, другаго -- нѣтъ.
-- Ну, какъ лучше, нужнѣе для тебя -- такъ и дѣлай! сказалъ патеръ и прибавилъ потомъ:-- Благослови тебя Боже, чадо мое! Съ успокоеннымъ сердцемъ гляжу я на уходъ твой отсюда, ибо куда-бы ты ни направила теперь стопы свои -- непремѣнно возвратишься къ Отцу!....
XIV.
Заря краснаго дня.
Вонъ тамъ -- высоко, на уединившемся глетчерѣ, какъ-бы на рукахъ своего каменнаго отца,-- опять сидитъ она, Валли, это одинокое, отверженное человѣческое существо, бѣдное дитя земли, словно по злобѣ людской заброшенное туда... Она кажется тамъ частичкою громадной скалы; по съ этой твердыни, уходящей за облака, Валли глядитъ внизъ и видитъ тамъ крошечный, игрушечный мірокъ, въ которомъ конечно и не хватило мѣста такому широкому, большому сердцу, выросшему среди пустыни, на лонѣ холодныхъ, вѣчно обуреваемыхъ глетчеровъ. Оттолкнули люди это сердце, отогнали его отъ себя -- и вотъ сбылось то, что было предвѣщено сномъ: Валли стала дочерью горнаго великана, онъ принялъ ее въ свою семью. Теперь сердце ея принадлежитъ горамъ; каменныя и ледяныя равнины -- настоящая ея родина, но... сердце все еще остается сердцемъ, не можетъ окаменѣть... Бѣдное, оно безмолвно, среди камней и ледяныхъ глыбъ, истекаетъ горячею кровью... Вѣдь это -- еще теплое, человѣческое сердце!..
Съ того дня, какъ Валли явилась сюда, причалила къ послѣдней пристани,-- луна два раза была полной, блестящей, и два раза только серпъ ея блѣднѣлъ на темно-синемъ небѣ. Никто съ тѣхъ поръ и не видѣлъ лица Валли; одинъ лишь патеръ гейлихкрейцскій, не смотря на свои старыя, слабыя ноги, какъ-то разъ добрался таки до-верху, чтобы повидать Валли и сообщить ей, что Іосифъ поправляется, да кстати ужъ передать ей извѣстіе, полученное имъ изъ Италіи, что Викентій застрѣлился... Передъ смертью онъ распорядился закрѣпить все свое имущество за Валли.
Она сложила руки на колѣняхъ и, какъ-бы завидуя успокоившемуся Викентію, промолвила тихо:
-- Хорошо ему теперь! Разсчитался онъ скоро...
-- Ну, какъ же ты думаешь распорядиться теперь? заговорилъ патеръ.-- Кому ты поручишь завѣдывать твоими огромными имѣніями? Тутъ нельзя вѣдь спустя рукава... Да и денегъ много у тебя!