-- Да, денегъ и всякаго богатства у меня -- просто цѣлый возъ съ сѣномъ!.. А на кой прахъ все это мнѣ? Вотъ, если-бы можно было за этотъ возъ купить хоть одинъ счастливый часъ -- ну... Да вѣдь не купишь!.. Надо мнѣ тутъ побыть еще нѣсколько времени, и вотъ, когда въ головѣ у меня станетъ пояснѣе, когда я соберусь съ мыслями -- спущусь и отправлюсь въ Имстъ, чтобы тамъ, какъ слѣдуетъ, по закону, передать Іосифу все, что имѣю я. Частичку только удѣлю себѣ: нужно будетъ выстроить домишко на зиму -- гдѣ нибудь пониже, въ горахъ. Теперь не могу взяться за это, еще ни о чемъ думать не могу... Надо мнѣ тутъ поуходиться маленько, совсѣмъ успокоиться. Да завѣдуйте вы, отецъ мой, всѣмъ имуществомъ моимъ! Работники пусть тамъ дѣлаютъ все, что обязаны дѣлать; за ними вѣдь можно посмотрѣть. Нуждающимся, бѣднякамъ помогайте... Пусть съ сегодняшняго дня не будетъ больше бѣдныхъ на Солнечной площадкѣ!...
Такъ, не долго думая, порѣшила Валли свои дѣлй житейскія, отходя отъ міра сего и приближаясь къ тихому пристанищу, "идѣ-же нѣсть ни печалей, ни воздыханія"... Она знала, что ей только и осталось ждать своего послѣдняго часа, и когда Онъ прозвучитъ -- дѣло искупленія свершится.
Какъ будто самъ Господь устами старика патера изрекъ ей тогда:
-- Не думай приходить ко Мнѣ до тѣхъ поръ, пока Я самъ не призову тебя!
И вотъ, Валли стала ждать, когда Онъ призоветь ее.... А время такъ ужасно медленно тянется, что, кажется, и не дождаться ей! Еще долго, долго придется ей терпѣть... Иногда она смотрѣла на свое крѣпкое, мощное тѣло, протягивала сильныя руки -- и видѣла, что нескоро все это разрушится, превратится въ прахъ... А чегоже ей ждать, какъ не смерти? На смерть -- одна надежда. Но Валли знала, что разомъ порѣшить съ собой -- нельзя, потому что остальная жизнь ея посвящена теперь покаянію... Да, но почему-же, думалось ей, не помочь милосердному Богу освободить ея душу -- конечно, тогда, когда Онъ самъ захочетъ этого?... И вотъ, она, очертя голову, стала бить на то, чтобы такъ или иначе ослабить, разрушить свое крѣпкое, здоровое тѣло. Развѣ это самоубійство -- какъ можно меньше ѣсть, чтобы только не умереть съ голода? Вѣдь строгій постъ -- своего рода покаяніе! Совсѣмъ не прятаться отъ бури, и днемъ, и ночью мокнуть подъ дождемъ, когда даже Ганзль ищетъ, куда-бы ему приткнуться, не обращать вниманія на сырость, холодъ, голодъ, которые могутъ повредить крѣпкому здоровью -- развѣ это можно назвать самоубійствомъ?.. Развѣ человѣкъ непремѣнно посягаетъ на свою жизнь, если начинаетъ карабкаться, взбираться на такія скалы, гдѣ никогда еще не ступала нога человѣческая -- съ единственною цѣлью: помочь милосердному Богу (если это только Ему угодно) низвергнуть его въ бездну?.. И Валли какъ-то злорадно поглядывала на свое прекрасное тѣло, которое помаленьку теряло крѣпость, истощалось... Слабѣли могучія силы -- и она частенько падала гдѣ нибудь, чувствуя совершенное изнеможеніе, потому что цѣлыми днями блуждала въ горахъ. Если ей приходилось взбираться на крутой утесъ, то она уже ощущала теперь дрожь въ колѣняхъ, а въ груди -- стѣсненіе.
Совсѣмъ истомившись, Валли какъ-то разъ принуждена была присѣсть, чтобы собраться съ силами. А высоко она забралась -- на одну изъ высочайшихъ вершинъ Мурцолля. Бѣлые гребни, синія ледяныя глыбы окружали ее высокимъ амфитеатромъ. Глядя на эту массу торчащихъ бѣлыхъ зубцовъ, казалось, что тутъ раскинулось громадное кладбище, что это все ряды памятниковъ, покрытыхъ снѣгомъ; суровая зима лишила ихъ обычныхъ украшеній -- ни цвѣтовъ, ни зелени нигдѣ не было видно. У самыхъ ногъ Валли лежали зеленовато-синія неподвижныя волны ледянаго моря, широко разлившагося до самаго перехода черезъ Іохъ. Гробовое безмолвіе царило надъ этимъ мертвымъ, здѣсь, наверху окоченѣвшимъ міромъ, а тамъ -- словно воплотившаяся свѣтлая мечта, подъ легкой дымкой полуденнаго тумана, сквозила розовая даль съ нѣжными контурами цѣлой массы горныхъ вершинъ. Вонъ -- маленькое, такое хорошенькое, свѣтлое облачко заигрываетъ съ темнымъ старцемъ, великаномъ Зимплауномъ, ласкается къ нему, то поднимаясь, то опускаясь -- и вдругъ -- пѣть его: оно исчезло, разорвавшись и разсыпавшись по острымъ камнямъ грозной скалы.
Подперевъ голову рукой, Валли лежала и какъ-то безучастно смотрѣла на облачко, которое на ея глазахъ и пропало безслѣдно. Былъ полдень; солнечные лучи обжигали ее, но она не обращала на это вниманія. Ганзль сидѣлъ тутъ-же, по близости, и, отъ нечего дѣлать, лѣниво расправляя крылья, занимался чисткою перьевъ. Вдругъ онъ встрепенулся, видимо чѣмъ-то встревоженный, повернулъ свою чуткую голову и, вытянувъ шею, крикнулъ и перелетѣлъ на болѣе возвышенный пунктъ.