Кира подумала о чердаке. Она никогда там не была, но знала, что иногда муж поднимал туда ненужные вещи, которые жалко было выбросить.
Поднялась по узкой лестнице, толкнула люк, ведущий наверх, выбралась на чердак. Он оказался огромным и очень светлым: с двух сторон в торцах крыши устроены были треугольные окна во всю ширь. Середина чердака была пуста, весь хлам был сдвинут под крышу, туда, где нельзя было пройти не сгибаясь. Здесь стояли стулья, всё ещё крепкие, но недостаточно новые для Диминого идеального дома, лежали ненужные подарки, старые компьютеры и ноутбуки, летняя мебель для сада, раскладушки. И ещё было нечто большое, накрытое белой простынёй. Кире стало интересно. Она поставила тяжёлый брякающий пакет к другим ненужным подаркам, прошла вглубь чердака и сдёрнула простыню. Там были картины, около двадцати больших холстов. Они стояли в конструкции, похожей на стоянку для велосипедов, сколоченной из необработанных щепастых реек. Холсты хранились по два, изображениями друг к другу, так что каждый Кире пришлось вынуть, чтобы рассмотреть. Рука художника не оставляла сомнений, это был Багров с его резкими ударами кистью, условными и в то же время характерными лицами, изломанными телами. Только цвета были иные, не такие как в «Стиговых топях», которые, теперь это было явно, Дима повесил в гостиной исключительно из-за того, что они подходили к интерьеру. Здесь была, например, красно-оранжевая обнажённая женщина с бокалом вина. Вся составленная из острых треугольников, она стояла к зрителю спиной, бросая взгляд через плечо. Был ультрамариновый с зелёным лев, вытянувшийся на жёлтой изломанной скале. Всё, всё было яркое, острое, неправильное, искажённое, кричащее. Она просмотрела их все, поставила на место, тщательно укутала тканью. Спустилась вниз, думая о том, что, судя по количеству холстов, всё, написанное Багровым в последние сумасшедшие годы, перекочевало на чердак их дома. Почему? — она не знала, и у Димы узнать уже не могла.
18. Вновь Эвридики моей заплетите короткую участь!
— Почему ты у меня живёшь? Зачем? — спросила она ночью, когда фонарь уже погас и небо было затянуто тучами. Шёл дождь. Он шуршал в листьях вяза, постукивал по подоконнику. В комнате было темно, и Кира надеялась, что звуки дождя поглотят вопрос. И надеялась, что Вэл спит. Она не знала, зачем спросила. Она не хотела спрашивать, хотела оставить всё, как было, но что-то у неё внутри заставляло попробовать всю эту прекрасную конструкцию на прочность.
Он не ответил. Но по его дыханию она поняла, что Вэл не спит. Он замер, не шевелился, и Кира кожей чувствовала, как сильно забилось его сердце.
Вэл приходил, когда хотел, в последнее время всё позже и позже, иногда под утро, в четыре, в пять часов, когда было уже светло. Правда, стал приносить продукты. Узнал, что ей нравится и покупал именно это: вино, гранат, свежее мясо. Играл для неё то, что она просила.
— Почему ты оказался в тот день на кладбище?
Вэл задержал дыхание и снова не ответил. Ей хотелось плакать, хотелось притвориться, что она верит: он спит, но что-то сбилось в её моторе, он раскрутился, но больше не пел «жить-жить-жить», а ворчал неразборчиво что-то другое, и заставлял её говорить, рушить себя, входить в привычный режим страха и незащищённости.
— Там нет могилы твоей жены, правда?
— Правда, — ответил Вэл. — Я пришёл туда на похороны твоего мужа. У моей жены нет могилы ни там, ни где-то ещё. Я не знаю, где её тело.
— Но она умерла?
— Я не знаю. Я думаю, что они умерла. Пропала в августе.
Его голос дрогнул. Вэл встал, взял гитару, сел на подоконник. Его силуэт был призрачным, лишь немного плотнее темноты ночного неба. Жалобно застонала струна. Он склонил голову к гитаре, прислушался.
— Как её звали?
— Юлька.
— Какая она была?
Он вскочил, слегка задев гитарой о подоконник, струны отозвались нестройным аккордом. Найдя наощупь прикроватную лампу, Вэл зажёг свет и внезапно вспыхнувшее белизной тело показалось Кире совершенно беззащитным. Его спина ссутулилась, глаза потухли, движения стали суетливыми, как у старика. При зажжённом свете он нашёл брошенную на стул куртку и вытащил из внутреннего кармана плотный конверт, а из него — фотографию: