— Да ладно!
— Снимай сумки.
Парень оглядел собак, наклонился на один бок, поставил на землю тяжёлую сумку, перекинул через голову ремень и замер так, в неудобной позе, словно за что-то зацепился. А когда разогнулся, в руках, затянутых в перчатки, у него была фомка.
— Ну, — сказал он, подбрасывая её в руках, — давайте попробуем потанцевать.
Кира бросила на Псов быстрый взгляд. Они сидели, глядя на блондина со щенячьим любопытством. Маленький склонил набок голову, Толстый вывалил широкий алый язык. План провалился, Кира поняла, что сейчас вор уйдёт. И убьёт её перед уходом — единственного свидетеля.
Он коротко замахнулся фомкой, сделал шаг вперёд, и Кира вздрогнула. Щёлкнул скрытый переключатель в её голове, глаза заволокло туманом, она подняла руки, быстро пригнулась и уклонилась, как опытный боец, без осмысления зная, куда придётся удар. Фомка скользнула по левому плечу, удар получился болезненный, с оттягом. Кира протяжно вскрикнула, туман в её голове потемнел и сгустился ещё больше, но сразу лопнул с глухим звуком, с каким лопается туго надутый пляжный мяч. Кира вскочила, мгновенно поняв, что угрозы больше нет. И вдруг оказалось, что звук не послышался ей: это Большой, прыгнув с места, с размаху ударил тяжёлой грудью в плечо вору. Тот упал, перевалился через сумку, неуклюже ткнулся в землю плечом и головой. Большой по инерции перескочил через него, развернулся, оскалил зубы, и Кира с ужасом поняла, что сейчас он поймёт, что тут можно не как с братьями, не просто толкаться, прижимать к земле, прихватывать зубами. Он был на грани того, чтобы понять, что чужих и опасных нужно рвать, нужно пускать им кровь, нужно драться и не отпускать до тех пор, пока в них ещё бьётся жизнь. Она яростно засипела: «Сидеть!», и Большой рефлекторно сел, подрагивая задними лапами, готовый в любую секунду сорваться с места. Губы его сводила судорога злобы, они поднимались, изгибались волной, открывали крупные, белые, совсем уже не детские клыки.
Его братья были в ужасе. Толстый припал на передние лапы и ощерился, шерсть на его холке и в основании хвоста встала дыбом. Маленький по-волчьи переминался с лапы на лапу, голова его ходила, как маятник, он словно впал в транс, накачивая себя перед дракой.
Вор лежал на земле, подтянув колени к животу, обхватив руками сумку с награбленным, как утопающий — спасительный буёк. Неестественно вывернув шею, он косил глазом на Псов, стоящих теперь по разные стороны от него. Глаз был безумным, в нём плескался ужас.
— Вставай, — сказала Кира. — Только медленно. Сумку оставь, где лежит.
Вор всхлипнул и выполз из ремня, всё ещё охватывавшего его тело. Потом он медленно поднялся на ноги. Большой напрягся и дёрнулся, Кира прошипела: «Стоять», — и прихватила его за шкирку, надеясь, что без старшего младшие братья не бросятся в бой.
— Сумки оставь на месте, стремянку бери. И уходи отсюда так, как планировал. Только без резких движений. Псы молодые, обучены плохо. Могу не справиться.
Вор коротко и едва заметно кивнул, сделал шаг в сторону стремянки. Большой напрягся, приподнял зад над землёй. Кира слегка нажала на его холку, чтобы вспомнил, что команду «сидеть» никто не отменял. Большой неохотно сел, и по этому упрямому движению Кира вдруг поняла, что он почти успокоился. Он понял, что его боятся и что он контролирует ситуацию, и теперь пугал не защищаясь, а для устрашения, намеренно, а не рефлекторно. Будто почувствовав его состояние, и младшие перестали нервничать, подобрались.
Вор осторожно сложил стремянку и медленно пошёл к забору. Перекинул стремянку, подпрыгнул, подтянулся на руках и спрыгнул на улицу. Кира подняла с земли тяжёлые сумки, пошла к дому, но не дошла до крыльца: села прямо на землю, затряслась, заплакала. Псы обступили её, снова, как два месяца назад тыкались носами в щёки, в руки, в шею — но теперь осторожно, деликатно, растеряно. Она обнимала их, притягивала к себе, цеплялась за шерсть, впивалась пальцами в их бока. Они терпели. Облизывали. Прижимались. Грели.
В одной сумке оказались украденные из сейфа деньги, в другой — инструменты. Кира внесла их в дом, но прежде чем спрятать на чердаке, сняла с себя перепачканную землёй и травой одежду и домашние туфли, сунула в машинку, запустила программу стирки.