Лариска замолчала. В комнате стало невозможно тихо. Кире стало жутко. Лариска никогда не била людей сама, но она могла ударить чужими руками. И, угрожая — всерьёз, а не в шутку — ледяным тоном Лариска добавила:
— Так ты, скорее всего, мужа и убила. Надо Дине сказать.
Кира сжалась. Комната поплыла у неё перед глазами. Её кратковременное счастье снова рухнуло, и если Лариска собиралась сказать Дине то, что сейчас сказала ей, то и жизнь её закончилась.
Лариска пристально смотрела на неё, словно замеряла уровень страха. Поняв, что добилась своего, пошла прочь из столовой:
— Пойду полежу. Скучно с вами.
Кира сидела, вцепившись в край стола, чтобы не упасть. Пальцы её побелели от напряжения. Под мышками выступил липкий холодный пот. И тут Алина, которая, казалось, дремала всё время этого странного разговора, тихо сказала:
— Это не ты. Ты была здесь, когда он умер.
21. И я в котёл беды свою печаль влила
Кира действительно жила у Дины три недели, предшествовавшие смерти мужа. Лежала, не вставая, под молчаливым присмотром Алины, который, собственно, заключался только в том, чтобы открывать дверь врачу и медсестре. Две недели сознание Киры было спутанным, она заговаривалась, забывала, что было пять минут назад. Потом пошла на поправку, но всё ещё была очень слаба. Домой вернулась через сутки после того, как муж умер — потому что поправилась и потому что Дина хотела остаться одна. Видела, как клининг выводит кровавые пятна перед спальней.
Дима избил её тогда особенно сильно. Так сильно — всего второй раз в жизни. Произошло это после ссоры с Пашей. Тот приехал один, и они закрылись в кабинете, специально отделанном так, чтобы оттуда не доносилось ни звука. Потом Паша выскочил, хлопнул дверью с такой силой, что по стене посыпались вниз маленькие лемминги штукатурки, вскочил в машину и уехал: вывернул из ворот, не сбрасывая скорости, так что едва не врезался в чужой забор.
Кира, как раз убиравшая спальню, аккуратно сложила в ведро тряпки и губки, повернулась к двери и вздрогнула: в дверном проёме стоял Дима. Она не слышала, как он возник там, как встал, упершись поднятыми руками в дверные косяки.
— Поставь, — сказал он, и она поставила ведро на пол.
— Сними, — он мотнул подбородком в направлении её рук, одетых в резиновые хозяйственные перчатки. Перчатки были ярко-зелёные, Кира отчего-то хорошо это помнила. Она сняла их, и одна перчатка вывернулась, стала кургузой и белёсой. Кира предпочитала смотреть на перчатки и думать про них, чтобы не смотреть на Диму и не думать о том, что он собирается сделать.
— Иди сюда.
Он посторонился, Кира вышла в коридор. Тогда он схватил её за волосы и сделал рукой резкое, невероятно сильное движение снизу вверх и опять вниз, как будто ударил тяжёлым хлыстом. Кира упала, и тогда он, молча, тяжело дыша, стал бить по ней ногами, ритмично и тяжело, как электромолот. Кровь пошла носом и из лопнувшей на руке кожи. Он бил её на том же месте, где до полусмерти избил и в первый раз, там же, где спустя три недели умер сам. Кира осознала, что когда клининг делал посмертную уборку, смывалась не только его кровь — её тоже. Их кровь навсегда была перемешана этим коридором, и была там ещё кровь третьего человека, о котором Кира не желала думать, не любила вспоминать.
Она подняла голову, посмотрела на мать, которая всё так же, прикрыв глаза, сидела в кресле, и вдруг осознала, что не просто считает Алину чужим человеком, а ненавидит её всей душой, считает виноватой в том, что с ней делали все эти годы.
— А ты знаешь, что это была за болезнь? — спросила Кира вдруг. Она старалась шептать, сдерживалась изо всех сил, косясь в сторону маленькой гостиной, куда ушла отдыхать Лариска, в сторону кухни, где находилась обслуга, но молчать не могла.
— Он ведь бил меня, мама. По-настоящему. А до этого — Дина. И ты это знала. И ничего не сделала. Ты это разрешила. Тебе так было проще.
Алина пожала плечом и жалко улыбнулась. Ей нечего было ответить.
Смерть родителей расставила Алине жестокую ловушку. Оставшись внезапно старшей, она попыталась взять на себя ответственность за всех и за всё, ответственность не по силам, и во всём прогорела: упустила дочь, почти ничего не заработала и не заметила, что младшая сестра, ради которой она и пыталась прыгнуть выше головы, которой хотела доказать свою значимость и своё превосходство, очень неплохо справляется сама; что она, сколотив свою маленькую, из парней состоящую компанию, уже давно зарабатывает деньги, которыми не спешит делиться.