И несмотря на всю боль и весь страх, который пришлось перенести ей в жизни, Кира больше, чем чего-то другого, испугалась этой странной перспективы: жить в одной комнате с матерью, видеть и слышать её и днём и ночью, постоянно ощущать, как она дышит, как она пахнет, как она забирает у дочери воздух, который в опустевшем сером доме под вязом давался ей с избытком. Ненависть к жестокому богу бессмысленна. Ненависть к ведущему на закланье жрецу его — реальна, весома.
— Да, наверное, так и сделаю, — продолжила Дина. — Ухаживать за ней надо всё равно. Тебе одной такой большой дом не нужен. Мальчики подрастут, кому-нибудь из них отдадим. А ты с матерью. Мы с тобой должны ей, помнишь?
Кира не сказала об этом Вэлу, решила, что скажет потом, ей хотелось, чтобы краткое её счастье не становилось короче из-за бессмысленных разговоров о том, чего нельзя изменить.
Так они жили десять дней до выписки Алины, и Кира, которая думала, что уже не сможет ненавидеть мать сильнее, поняла, что ненависти этой нет никакого предела. А после выписки Дина вдруг пропала. Её не было день, два, неделю, и это отсутствие не несло покоя и облегчения — одно только ощущение грядущей беды. И чтобы заглушить его, Кира окунулась вдруг в лихорадочное отрицание очевидного: она стала жить, как будто Дины нет вообще, достала с чердака садовую мебель и расставила под вязом во дворе, перестала убирать дом и однажды пригласила Тамару Алексеевну в гости и познакомила с Вэлом.
Они сидели под вязом, пили лёгкое вино, ели фрукты, потом пили чай и ели пирожные, Вэл пел, гостья слушала и подпевала время от времени. Оказалось, у неё негромкий, но чистый и очень приятный голос. Досидели до темноты, то пледов, комаров и включившихся на улице фонарей, и Псы лежали в ногах, и никуда не нужно было спешить. Было вкусно, лениво и хорошо. В этом неторопливом проживании времени для Киры было почему-то заключено представление о вечности. Она слушала, как близкие ей люди поют красивые песни, поднимала голову и видела, как колышутся листья вяза в вышине, как проглядывают сквозь них звёзды. И когда Тамара Алексеевна прощалась, уходя, Кира ощутила тоску по уходящему человеку, какой не ощущала долгие годы.
Она всё оставила во дворе: стол с круглыми пятнами от винных бутылок, и сами бутылки, лежащие под этим столом, и небрежно отодвинутые, отставленные прочь стулья, и грязную посуду: чашки с недопитым чаем, бокалы с допитым вином, измазанные кремом блюдца, намеренно взятые из разных сервизов, ваза, в которой остался разломленный гранат, и над всем этим утром закружились осы.
И когда Кира решила-таки убраться — не потому, что ей было велено, а потому, что так хотелось самой, на ведущей к дому дороге заурчал мотор и к воротам подъехал огромный чёрный джип. Вэл, сонный, растрепанный, мелькнул в окне супружеской спальни, и Кира слышала, как он бросился вниз, ударяя лестницу тяжёлыми сильными ногами. Пружина скрипнула, за ним и Псами мягко закрылась ведущая в пристройку дверь. Кира не могла слышать всего этого из двора, но как будто слышала, и хотя глаза её неотступно следили за калиткой, уши, словно у лани, развернулись назад, в сторону дома, хотя и этого быть не могло.
Следы её преступления были налицо: разгром во дворе, разворошённая постель, пыль на подоконниках. Но калитка всё не открывалась. И вдруг, по слабому отзвуку, доносящемуся из дома, Кира поняла, что кто-то звонит в дверь. А значит, приехала не Дина.
Костя, да ещё и с Ларисой, не приезжал к ним никогда, и у Киры упало сердце, когда она увидела их.
— Привет, — сказал Костя и вдвинул во двор своё массивное угловатое тело. Лариска вошла за ним, смешно ковыляя по плитке на своих высоких тонких каблуках. Он едва обратил внимание на остатки вчерашнего праздника, а вот Лариска отметила, что здесь происходило что-то небывалое, открыла ярко накрашенный рот, но при взгляде на мужа осеклась, поняла, что не время.
Костя прошёл в дом, не дожидаясь приглашения, и сел на диван в гостиной, на самый край, склонил голову, оперся сцеплёнными руками о колени. Лариска пристроилась рядом.
— Вощем, Кир, — сказал он хрипло, — ты Пашку когда видела в последний раз?