А тут, гляжу, без меня перемены… Так-так-так… Что здесь поделывает обувной прилавок?
Вспыхнувшая между Лейди и Джейбом враждебность, видимо, обычна в их отношениях.
ЛЕЙДИ. Мы ведь всегда мучились из-за того, что мало света, и я…
ДЖЕЙБ. И потому ты отодвинула обувной прилавок подальше от окна? Разумно, ничего не скажешь. Очень разумно, Лейди!
ЛЕЙДИ. Я уже говорила тебе, Джейб, здесь будут лампы дневного света.
ДЖЕЙБ. Так-так-так… Ладно. Позовем завтра парочку черномазых — помогут мне перетащить обувной прилавок обратно.
ЛЕЙДИ. Как знаешь, Джейб. Магазин твой.
ДЖЕЙБ. Спасибо сказала, а то я и не знал.
Лейди резко отворачивается. Джейб идет наверх. Коротыш и Пес за ним. Женщины суетятся и шушукаются внизу. Лейди устало опускается на стул.
БЬЮЛА. Не сойти ему больше по этой лестнице, помяните мое слово.
ДОЛЛИ. Нет, не сойти.
БЬЮЛА. Его уж прошибает смертный пот. Заметили?
ДОЛЛИ. И желт, как лимон. До того желт, что…
Сестрица всхлипывает.
ЕВА. Сестрица! Сестрица!
БЬЮЛА (подходит к. Лейди). Милая Лейди, я, конечно, понимаю: вам неприятно говорить об этом, но мы с Песиком так озабочены…
ДОЛЛИ. Мы с Коротышечкой тоже. Прямо места себе не находим…
ЛЕЙДИ. О чем вы?
БЬЮЛА. Об операции Джейба. Она прошла успешно, да?
ДОЛЛИ. Или, может быть, нет, не успешно?
Лейди смотрит на женщин, словно не видя их. Все они, кроме Кэрол, обступили ее, изнывая от любопытства.
СЕСТРИЦА. Для хирургического вмешательства было уже поздно, да?
ЕВА. Операция не удалась?
Сверху слышен громкий размеренный стук.
БЬЮЛА. Поговаривают, его не стали даже оперировать.
ДОЛЛИ. Но мы верим и надеемся, что положение не безнадежно.
ЕВА. Мы надеемся всем сердцем, возносим за него молитвы.
На лице каждой из них блуждает неосознанная слабая улыбка. Лейди переводит взгляд с одной на другую.
Испуганно рассмеявшись, резко встает из-за стола и направляется к лестнице.
ЛЕЙДИ (словно спасаясь бегством). Извините. Мне надо наверх. Слышите, стук — Джейб зовет. (Поднимается наверх.)
Женщины смотрят ей вслед. Гнетущую тишину внезапно нарушает чистый и звонкий голос Кэрол.
КЭРОЛ. Кстати, о стуках. У меня стуки в моторе. Вдруг начинается: тук-тук-тук! Я спрашиваю: кто там? И не знаю, то ли дух кого-то из предков вызывает меня, то ли мотор забарахлил — вот-вот заглохнет, и мне предстоит очутиться среди ночи одной на шоссе. Вы разбираетесь в моторе? Ну конечно, что спрашивать. Прокатитесь, пожалуйста, со мной немножко. Послушаете этот стук и…
ВЭЛ. Некогда.
КЭРОЛ. Дела?
ВЭЛ. Мне обещали работу здесь, в лавке.
КЭРОЛ. А я вам не работу предлагаю?
ВЭЛ. Мне нужна оплачиваемая работа.
КЭРОЛ. За платой дело не станет.
В отдалении громко шепчутся женщины.
ВЭЛ. В другой раз. Завтра.
КЭРОЛ. Я не могу ждать до завтра. Мне не разрешают оставаться на ночь в этом графстве.
Шепот громче. Отчетливо прозвучало словцо «распутная».
(Не оборачиваясь, с безмятежной улыбкой.) Это обо мне? Вы не слышите, что там судачат?
ВЭЛ. Пусть их!..
КЭРОЛ. Как это пусть?.. Они говорят, что я распутная, да?
ВЭЛ. Не хотите пересудов, зачем же так размалевали себя? Зачем?..
КЭРОЛ. Чтобы бросаться в глаза!
ВЭЛ. Что?
КЭРОЛ. Я — эксгибиционистка: люблю быть на виду, хочу, чтоб на меня обращали внимание, чтобы смотрели на меня, прислушивались, что я скажу… Хочу, чтоб знали о моем существовании, знали, что я живу! А вам не хочется, чтобы знали о вашем существовании, знали, что вы живете?
ВЭЛ. Жить я хочу, а знают о том или нет, — наплевать.
КЭРОЛ. Зачем тогда играть на гитаре?
ВЭЛ. А зачем выставлять себя на посмешище?
КЭРОЛ. Вот-вот, все затем же.
ВЭЛ. Не вижу ничего общего. (Он все отходит от нее, но она следует за ним.)