Разворачиваюсь резко, пользуясь Пашиной растерянностью, и бросаюсь к клатчу, который остался на стуле. Дрожащими пальцами достаю телефон и вызываю такси. Нет, к черту этот день, он определенно отвратительный.
— Алён, стой! — Соколов несется за мной, а я бегу прочь из ресторана, наплевав на обещание Жене дождаться его. Домой ко мне приедет лучше, но здесь ни на секунду не задержусь. Злость кипит внутри, повышая температуру в теле. В глазах рябит от головокружительной ярости — замираю ненадолго, но этих секунд хватает Пашке, чтобы догнать меня.
Соколов хватает меня за запястье и насильно разворачивает лицом к себе. От прикосновения внутри взрывается негодование, горячей лавой расплескивается вокруг, врезается в Пашку, но он только смотрит на меня пристально и дышит тяжело, жадно, словно пытается надышаться про запас. Будто задохнется, если меня отпустит.
— Я хочу уйти, — рычу и дергаю рукой, но куда там с силой опера тягаться. Соколов тянет меня на себя и перехватывает ладонями плечи, несильно встряхивает. — Отстань, Паш! — не оставляю попыток сбежать, силюсь высвободиться — тщетно.
— Не отстану. Сбежишь — глупостей наделаешь.
— А так их наделаешь ты! — рычу от бессилия и часто моргаю, потому что в глазах щиплет от внезапно подступивших слез. — Какого хрена ты целоваться полез? — не сдерживаюсь и все же спрашиваю. Какого черта мне это интересно? Забыть, вычеркнуть и надеяться на благоразумие Паши.
— Алён, — обреченный вздох не сулит ничего хорошего. Большие пальцы гладят голые плечи, и я только сейчас понимаю, что замерзла и теперь дрожу, потому что руки у Соколова слишком горячие, будто он специально подстраивается, чтобы меня отогреть. Смотрю в бессовестные глаза, в которых ни капли вины и целое море обожания, и невольно содрогаюсь. Не может быть. Он набирает в легкие воздух, чтобы сказать оглушающую правду. Хочу исчезнуть или хотя бы зажать ему рот ладонью, но не дотягиваюсь даже до груди, потому что он все еще меня держит.
— Нет-нет, молчи, — молю, и слезы-предатели катятся вниз, встречаясь на подбородке. Качаю головой и шепотом повторяю как мантру: — Молчи-молчи…
— Ты мне нравишься очень, — уголок его губ дергается, а я слышу, как с его души с грохотом падает камень, придавливая меня. — Выпил лишнего, вот и полез целоваться, — Паша горько хмыкает, я глотаю слезы и думаю, зачем мне нужна была эта правда. Не нужна ведь.
— Соколов, ты идиот? — гнусавлю и шмыгаю носом совсем не как леди, на что Паша качает головой и медленно ведет вверх по плечам, устраивает ладони на шее и стирает слезы. Слишком заботливо, так что я хочу скорее избавиться от них, разорвать порочный контакт. — Я встречаюсь с твоим другом, а ты ко мне пристаешь! Что ты за друг-то такой? Женя же тебя братом считает!
— Нормальный друг, — рявкает он, мгновенно закрывая скользкую тему. — С этим я сам разберусь, не волнуйся.
— Тогда и с симпатией своей разберись сам, — шлепаю его по предплечьям, требуя свободы. — Мне она не нужна.
***
Пашка смотрит на меня выжидающе, будто дает время вспомнить все, каждую его эмоцию прочувствовать. Я и правда его понимаю. Но принимать не готова.
— Это ничего не изменит, Соколов, — вздергиваю подбородок с вызовом, будто не стою перед ним в одном полотенце. — Если твои вещи не высохли, можешь поспать на диване.
— Ладно, — отступает, превращаясь в пай-мальчика.
— Я оденусь и принесу постельное.
Паша кивает и больше не возражает. Не пытается меня продавить, не говорит больше ничего — молча садится на диван и ждет, пока я, снова прячась в ванной, надеваю пижаму, а потом возвращаюсь и расстилаю пахнущее кондиционером белье.
Кажется, буря отступает. Мы желаем друг другу спокойной ночи, я, отвернувшись, закрываю глаза, прощаясь с сумасшедшим днем. Я настолько вымоталась, что у меня нет сил думать о Жене, о ночевке Соколова в моей квартире и неправильности происходящего. Это все тонет под наступающим сном, тело расслабляется, я чувствую, как напряжение уходит из мышц. В таком состоянии хорошо и все кажется лучше, чем есть на самом деле. Вот ремонт у соседки снизу сделаю, и вообще заживу без тягостных обязательств.
Матрас проминается от осторожного вторжения. Я знаю, что это Пашка. Не хватило ему терпения держаться от меня подальше в пределах одной комнаты. Но выгонять его обратно на диван у меня нет сил. Ложусь удобнее, вскользь ощущаю прикосновение к спине, но не реагирую на него, проваливаясь в сон уже до утра.