— Данное воздействие влечёт за собой непредсказуемый результат, — тихим голосом пробормотал Боинг.
— Что? — уточнила Алина. — Результат чего?
— Тело… — Боинг растерял слова и синонимы, когда Алина провела чуть согнутыми пальцами по его животу. Её ногти царапали не больно, но это воздействие точно так же, как и прикосновение языка к тканям соска, являлось возбуждающим.
Где его процессор, когда он так нужен?! Почему ничто больше не блокирует эти реакции? Почему Боинг должен сам принимать решения и регулировать свой организм? Вот зачем было нужно его изменять? Зачем Алина сделала это с ним, отвезла к ОЗК? Он всего раз пожаловался на сбой в системе — и вот, во что это вылилось. Он ничего не может контролировать, если не приложит сознательное усилие!
Боинг вздохнул и попробовал произнести снова:
— Тело воспринимает воздействия объекта и генерирует нестандартные реакции. Требуется разрешение на отключение текущих процессов для стабильного функционирования системы.
Вот! Он сказал это! Но Алина ответила:
— Ничего не отключай. Ты должен не только чувствовать, но и реагировать!
Боинг вздохнул. В норме ему не требовалось столько кислорода в лёгких, но он всё равно вздохнул. Алина склонилась к его подвздошью и провела снизу вверх языком, ещё и простонала при этом.
А если у него опять произойдёт эрекция, как тогда? Она опять возьмёт его в рот? Боингу показалось, как что-то микроскопическое взорвалось у него в мозгу в момент воспоминания. Не отключать! — напомнил себе он. Люди живут с этим всю жизнь, не в состоянии прервать реакции возбуждения, и ничего, выживают ведь как-то. По всей Галактике уже распространились. Значит, что-то есть правильное в том, чтобы реагировать, не отключаться… Но что?
— Дай свою руку, — сказала Алина и, схватив Боинга за правую ладонь, прижала её к себе между расставленных ног. — Да, вот так…
Боинг хотел было уточнить, является ли воздействие пальцами до сих пор «терапевтическим», относится к «предварительным ласкам» или уже входит в «половой акт», — он уже запутался, — но Алина не дала ему и слова вымолвить, накинулась на него с поцелуем, и Боинг ответил на него. Ему сделалось жарко и тесно в своей одежде. Это было странное ощущение, когда хочется скинуть с себя всё. Повышение температуры всего на четыре десятых градуса. Боинг ввёл внутрь пальцы, и влага, которую он ощутил, тоже была жаркой — и ничуть не охлаждала.
— Ты такой горячий, — простонала между поцелуями Алина — и вдруг обхватила его шею руками и прильнула к его телу своим, обнажённым. Всё-таки мёрзнет? Или он опять ошибается в чтении показателей и их трактовке? Заострённые вершинки сосков щекотно скользнули по груди Боинга, вжались в его кожу, а потом он ощутил биение сердца Алины. Внезапно она прервала поцелуй, схватилась за его шею, а лицо спрятала у него на плече. Стало отчётливо слышно её учащённое дыхание, жаркое, близкое. Её лёгкие раскрывались и спадались в ускоренном темпе. Боинг пошевелил рукой, вспоминая свои вчерашние действия и мысленно воспроизводя строение клитора, которое вчера смог получить, производя сканирование. Большим пальцем — головку, ещё два ввести внутрь, раздвигая, поглаживая и надавливая… Алина застонала снова, сжимая его пальцы в себе. Её бёдра напряглись, а руки обхватили Боинга сильнее. Должно быть, ей неудобно, её ноги уже должны были устать… Боинг оглядел мостик, но не нашёл никакой подходящий поверхности, на которую Алину можно было бы переместить, способствуя расслаблению её конечностей. Нужно было реагировать быстро. Алина вновь застонала, и теперь нетерпение в её голосе подействовало на Боинга, как приказ. Он вынул пальцы и вдвинул их снова, бёдрами ощущая напряжение и судорожную дрожь её ног. Алина охнула, отвечая на его движение, и чуть не свалилась на пол. Боинг принял решение. Приказал искину заблокировать приборную панель и встал с кресла, подхватив Алину за поясницу. Девушка взвизгнула и обхватила его ногами, видимо, боясь свалиться. Боинг вместе с нею склонился вперёд, опускаясь прямо на клавиатуру. Алина скосила взгляд на рукоять штурвала, уронила затылок и плечи на кнопки экстренной посадки, экстренного взлёта, экстренного открытия шлюза… Боинг перестал повторять про себя их названия. Алина снова сжала его пальцы внутри, стиснула колени, и Боинг толкнулся рукой в ответ, добиваясь от неё ещё одного стона. И ещё одного.
Она так тесно его сжимала, так сильно обнимала — руками, коленями, бёдрами, своей плотью, что Боингу на мгновение показалось, будто Алина — его часть, придаток, подключенное к нему внешнее устройство, и он вторгается в него, чтобы добиться устойчивого соединения, проникает, взламывает. Показалось, что она — часть его собственного организма, и что, соединяясь с нею, он проникает в себя. Снова и снова. Боинг зарегистрировал странный звук, в котором распознал собственный голос. Следом ахнула и застонала Алина. Она выгнулась на приборной панели, опираясь о неё лишь затылком. Её запрокинутый подбородок на фоне звёзд, светящих с обзорного экрана, показался Боингу моментальной фотографией: картинка как будто отпечаталась на его внутреннем экране и не желала с него исчезать. Боинг сморгнул, стараясь прогнать это изображение, но оно всё равно настойчиво маячило перед глазами. Воспоминание, а не фотография.
Алина обмякла и расслабилась, и Боинг вздохнул вместе с ней, осторожно вынимая пальцы, все мокрые, горячие… Он провёл ими по её бедру, регистрируя влажный след, остающийся на её коже. Он возбудился. Боинг ощутил собственную эрекцию и растерянно посмотрел на Алину. Растерянно и немного испуганно. У него заколотилось сердце. Это был всё тот же его старый страх. Если сейчас что-то произойдёт против его воли, если сейчас проснётся его процессор, то он больше ничего не сможет сделать сам, никогда…
Тянулись секунды. Алина улыбнулась, тонко растянув губы, и пробормотала:
— Спасибо. Ты замечательный, Боинг.
Больше ничего не происходило.
— Мне так классно с тобой.
Он отодвинулся на пару десятков сантиметров. Он до сих пор двигался сам.
— Помоги слезть, — попросила Алина, и он вновь подхватил её за поясницу, снимая с приборной панели. Алина неловко встала на ноги и покачнулась. Он продолжал держать её до тех пор, пока она не обрела равновесие. Её взгляд… Алина улыбнулась, внимательно оглядев его с ног до головы, и ничего не сказала. Она явно заметила его эрекцию, но ничего не сказала! И не сделала! Боинг почувствовал себя странно. С одной стороны, ему сделалось спокойно. Отсутствие требования немедленно заняться с Алиной «половым актом» было успокаивающим. С другой, он ощущал непонимание, и это тревожило.
— Я в душ, — промурлыкала Алина и направилась к выходу с мостика, в коридор. Боинг по-прежнему ничего не понимал. И подозревал, что и любая программа-подсказка ему тут не поможет.
Оригами он больше сегодня заниматься не мог. Вся его сосредоточенность разбивалась о повышенный гормональный фон и воспоминания о том, как Алина выглядела на фоне звёзд, лёжа на приборной панели. В ушах словно снова и снова проигрывалась аудиозапись с её стонами и вскриками. У Боинга дрожали руки, словно он впервые прикоснулся к листу бумаги. Последний львиный зев разорвался пополам. Боинг смял его и отнёс в утилизатор.
***
Из душа Алина вышла молчаливая и недовольная. Боинг заметил её нахмуренное лицо, но понять, что произошло, и виноват ли лично он хоть в чём-то, он не смог. Вместо еды в обед Алина обошлась чаем. Она странно оделась, выйдя из каюты. В старый розовый свитер с растянутыми рукавами, свободную длинную юбку и — небывалое чудо — белые носки тёплой вязки.
— Что смотришь? — буркнула она. — У любой девушки бывают дни, когда ей ничего не хочется, в том числе, и выглядеть.
Боинг мог бы указать на тот факт, что день ещё не кончился: по корабельному времени только-только наступило пятнадцать часов. Но промолчал.