Но все это было не к спеху… Казалось, настоящая жизнь начнется только после дембеля, тогда и будем решать все вопросы про веру, царя и Отечество. Может, он к тому времени надумает к лютеранам или баптистам. «Это не так важно, — отвечал Мишка, — лишь бы ты был со Христом». И вот это, как раз вот это убеждало больше всего… Если правда неважно, куда, если не держится он за свою исключительность, свою неповторимость, как коммунисты эти, то… пожалуй, правда за ним. Быть со Христом — вот что он ощутил тогда на трубах в автопарке. Всё сгорит в огне не ядерной войны, так неизбежного бега времен, а это… это останется.
Еще Мишка попросил кого-то из своих приятелей (к нему приезжали) привезти для Дениса карманный Новый Завет, на тончайшей папиросной бумаге. Такой можно было носить в кармане и читать, но только так, чтобы никто не видел — к примеру, в карауле на посту (строжайше запрещено уставом, между прочим!).
Была у них такая унизительная процедура: «утренний осмотр». Обычно его проводили сержанты, скорее по обязанности: подшиты ли свежие подворотнички (это в армии святое), начищены ли сапоги и бляхи ремней. А старшина роты, въедливый и пакостный прапорщик родом из этого самого городка, любил неожиданно провести его сам. Мог устроить что угодно: заставить снять сапоги и портянки и позорить за давно не стриженные ногти на ногах, или же зимой проверять, у кого из старослужащих между двумя слоями белья таится «вшивник», неуставной свитерочек для домашнего тепла.
На этот раз он дал команду «карманы к осмотру». Значит, надо вывернуть их все, и что там найдется неуставного, может быть конфисковано, а что просто личного — осмеяно. И как раз вышло так, что Денис расслабился, забыл вынуть свой Новый Завет, как обычно перед осмотром делал…
Книжка была немедленно конфискована. Старшина кипел от ярости, словно нашел «патроны от нагана и карту укреплений советской стороны», но сам ничего делать не стал — передал книжку ротному. Ротный, которому совершенно не улыбалось разбирать идеологическую диверсию, передал ее по принадлежности — замполиту полка. То был новый офицер, недавно окончивший академию в Москве и приехавший со свежим багажом знаний и наставлений. Терять было нечего — Денис отправился к нему в штаб, прямо в кабинет.
— Товарищ подполковник, разрешите обратиться? У вас моя книга.
А тот как будто ждал вопроса, достал ее из кармана:
— Интересуешься? — спросил.
— Интересуюсь, — с некоторым даже вызовом ответил Денис. А что, в самом деле? Не порнография, не военная тайна.
— Интересуйся, — с довольной усмешкой он протянул ему книгу, — теперь можно.
Шел 88-й год, по телевизору Горбачев с иерархами праздновал Крещение Руси, горели купола и звенели колокола, интересоваться Новым Заветом уже никто не запрещал. Когда об этом услышал старшина — был поражен, словно приказом по части коммунизм отменили.
Но главное случилось все-таки позднее. Что это было, уже под конец службы… да не хочется вспоминать. Просто было всё плохо. Иногда вот так бывает: хреново всё, а рядом стая молодых самцовых парней, и так просто крикнуть «ату», а кто там дед или дембель, дело уже десятое.
Денис стоял на посту, это была осень, последняя осень его службы, слегка морозная, прозрачная и бодрая. Даже в ночную смену совершенно не хотелось спать, то ли от ясности и свежести, то ли от одиночества, пустоты и тревоги. Между ним и всеми, кому был нужен он, кто был нужен ему, лежали континенты и моря, вздымались глыбы дурацкого этого склада с валенками и параграфы устава гарнизонной и караульной службы. Южная, прозрачная ночь, высокие звезды, дальние световые пятна фонарей. И никого рядом на ближайшие два часа.
Молитва пришла сама, когда не осталось ни сил, ни надежды. Можно было сказать всё, своими словами, не стыдиться ни отчаяния, ни тоски, ни даже слез — быть собой и говорить, говорить, а еще точнее — молчать, уткнувшись горячим лбом в высокое свежее небо и знать, что ты теперь не один. Навсегда не один.
Он написал об этом совсем недавно, когда смог отойти, когда армия перестала сниться: