— Слышь, мать, — оборвал ее молчаливый парень, — ну я нюхал. Вопросы есть? Правильно всё говорят ребята. Пора этих сук за яйца… Слышь, сестренка, где, говоришь, собираются завтра?
— Возле ЦДХ на Крымском, в двенадцать! — радостно выдохнула Танька.
— Я приду. Пацанов позову. За порядком проследим, если чё. А ЦДХ — эт чё?
— Ну вы к Парку культуры приходите, и там через реку по мосту — ну, увидите, там будут все наши…
— Ага, — кивнул серьезно парень, — приду.
И Денька вдруг почувствовал себя таким… маленьким, что ли, рядом с этим парнем старше всего-то лет на пять — но воевавшим. И неловко было даже спрашивать, где. В общем, и так понятно, выбор небольшой.
— Молодой человек…
Вкрадчивый почти неслышный голос прозвучал за спиной, пришлось обернуться — немолодой интеллигентный человек поправил очки:
— ...вы, конечно, не спрашивали моего совета. Но я вам скажу: ехать надо.
— Простите?
— Был у меня в Бобруйске дядя Изя. И знаете, в сорок первом… он говорил: «я же помню за восемнадцатый, немцы-таки культурные люди, не то, что эти…»
— Причем тут…
— Не повторяйте его ошибок, молодой человек. Не повторяйте моих ошибок, я оставался, пока живы были родители, а мог бы сразу… Уезжайте. Это всё добром не кончится. Я вот еду — документы оформлять.
Денька мягко улыбнулся в ответ:
— Вы, наверное, думаете, что я…
— …тоже еврей, — кивнул тот утвердительно, — но это даже неважно, это не страшно, если нет, всегда найдется еврейская девочка, чтобы замуж.
Денька сглотнул… Надины локоны, Верин сморщенный носик, ну вот даже, хотя это как-то стыдно было — Аленина славянская краса… Ну при чем, при чем тут это? Любить — это же чтобы любить, а не для путешествий.
— Вам спасибо большое за заботу, — ответил он, — но здесь очень интересно жить. И будет еще интересней.
— Как знаете, как знаете, молодой человек…
И так хорошо было выйти на промозглый, ветреный перрон, нырнуть веселой толпой в зеленую пасть вагона, с гамом, прибаутками — чтобы проводница не сосчитала по головам, не догадалась, что голов таки у них на одну больше, чем билетов! Ну так получилось. А там свободная койка всегда найдется — или по очереди в тамбуре перетоптаться, пока проводники сами не улягутся. А потом можно забраться и на третью, багажную — в армию их везли вообще по десять человек в плацкартном купе, на каждой багажной по одному, и кто-то еще в проходе пристроился. Доедем, ничего!
В Москве было тепло и сыро, оттепель такая оттепель. И в политике, и в погоде. Оставалось время заскочить домой, позавтракать и чуть-чуть подремать — в поездах Денис спал всегда плохо.
На лестнице попалась навстречу Любка, миловидная школьница из квартиры этажом ниже… а может, уже и не школьница, неважно. Все равно мелкота пузатая, так Денис привык на нее смотреть. Он и имя-то ее настоящее узнал недавно, во дворе ее Сенькой кликали, так это по фамилии, оказалось — Любка Сенькина.
— Привет, — растерянно брякнула она, словно не соседа увидела, а кого-то совсем неожиданного.
— Здорово! На митинг с нами идешь? На демонстрацию, на шествие за демократию?
— Я…
Кажется, она даже не знала ничего.
— Ты что, Люб, сегодня все, кто хочет лучшего будущего — они собираются там, на Крымском, и идут сюда к нам, на Манежку. Можем сразу сюда и пойти. Хочешь.
Она глядела растерянно и как будто испуганно:
— Я… боюсь площадей.
— Ты что, там же все свои!
— Все своими не бывают, — покачала она головой, и Денис впервые заметил, что она, пожалуй, тоже красива. По-своему. Милотой крестьянской девочки с полотен Венецианова или Аргунова… Сморщенный и чуточку конопатый носик, светло-русые прямые пряди, чуть полноватые губы, теплые каштановые глаза.
— На площадях… там все друг другу чужие. Это только кажется, что вместе.
— Ты что, — он ей терпеливо объяснял, как маленькой, — это же за наше общее будущее!
— Мамин отдел в КБ расформировывают, — она говорила тихо, но и одновременно яростно, — говорят, конверсия, клепайте кастрюли, ваша электроника никому не нужна. А они же… А бабушка из Дзержинска пишет — там вообще уже есть нечего. В магазинах нет ничего. Производство всё встает, поставок нет, план летит к чертям, зарплату задерживать начинают. А и то, рубли эти — что на них купишь? Карточки уже вводят, как в войну…
— Ну ладно, я пошел, — холодно бросил Денис.
Девочка — из Дзержинска Горьковской области. Он прежде и не знал. Все понятно. Даже… даже идет ей такое происхождение. Что она понимает, юная дзержинка! И, не оборачиваясь, поднялся, влетел в квартиру — а там запах, дивный какой запах! Мама жарила котлеты.
— Это на обед! — мама спиной уловила голодный взгляд, — как съездил, как добрался?