— Так что недолго ему землю русскую поганить.
— Бычара дело знает, — отвечал другой, — не уйти ему.
Это «не уйти» стегнуло плетью. Денис вспомнил: Рождество, битком набитый храм, тот придурок с невнятным, словно зажеванным лицом, тусклым и злобным голосом… Он же — или показалось? — на лекции батюшки Арсения. И вот опять — то же лицо! Или нет?
И что, что это за разговор? Кто такой Бычара, о чем они вообще? Развернуться к ним, наброситься, спросить? Так не ответят. Еще, пожалуй, и… А может, просто треп? Мало ли безумцев на свете? Что, на каждый злобный выкрик в драку бросаться, на каждое шипение за спиной? Не-ет, у него Ориген, у него Карташев…
А тут и трамвай вынырнул из-за поворота — в нужном направлении, в центр, домой. Если бегом, можно было бы успеть к прежней остановке, вскочить, забиться в угол со своим Оригеном, ехать, не рассуждать, бояться. Только для этого придется пробежать мимо тех двоих. И снова сделать вид, что не услышал их разговора.
Денис, что было ног, рванул на другую сторону улицы — обратно к Универу ехать. Это ведь около него, в просторных квадратных дворах Ломоносовского, как раз недалеко от трамвайной остановки, именно там была мнимая дворницкая, та гебешная явочная квартирка! Найти, найти ее.
Визитку Аркадия Семеновича он тогда порвал и выбросил сразу, позвонить ему не сможет. Рассказать об услышанном: ну, в лучшем случае пьяный треп, безумный бред. А в худшем, и очень вероятном худшем случае — подготовка убийства. И уж наверняка смогут они найти того развязного придурка, допросить…
Как?! — взрывалось всё внутри. Ты станешь доносчиком? Ты будешь не просто помогать чекистам — будешь докладывать им об услышанном разговоре?
Ну да, — отвечал сам себе Денис, — если речь идет о чужой жизни и смерти… И потом, как говорилось в одной проповеди, не напрасно начальник носит меч, если ты творишь добро, он тебе не страшен. Может быть, не стоит видеть везде рассказы Шаламова да повесть Солженицына? Да ведь уголовных — и они не жаловали?
Как все-таки глупо он выбросил тогда ту визитку!
Трамвай подошел минут через пять, а потом долго и нудно дребезжал, за окном неторопливо плыли то промышленные зоны, то невзрачные жилые дома. Трамвай обгоняли жигули, а порой даже пешеходы — и Денис мучительно размышлял, что же он скажет гебешнику, или даже не ему, а какому-нибудь дежурному на этой их оперативной квартире, когда наконец-то ее найдет. Что подслушал разговор двух чудиков и придумал, будто готовится убийство? Что обчитался своего Оригена и сам уже поехал кукухой?
А и ладно. Он расскажет, как было, а там пусть сами решают, кто сумасшедший.
Под вечер июнь разразился дождем, и Денька промок до нитки, мотаясь по дворам. Он пытался повторить свой давний зимний маршрут — и не мог. Проживший всю сознательную жизнь в пределах Бульварного кольца (родителям дали эту квартиру, когда ему было всего четыре), он помнил тамошние дворы на запах и вкус, они были тесными, немного грустными и все — неповторимыми. А эти длинные проходы между геометрическими фигурами домов по Ломоносовскому, по сути, не дворы, а маленькие скверы, откуда дождь выгнал малышей с лопатками и подростков с сигаретками, влюбленные парочки и любопытных старушек — и спросить-то было не у кого! А что и спрашивать: «Где у вас тут конспиративная квартира КГБ»? Ну точно тогда отправится он прямиком в дурдом.
Не было нигде той сторожки, той дворницкой, той потайной дверки в параллельный мир. Были похожие — жестяные, щербатые, закрытые на амбарный замок или просто запертые изнутри. Стучал — не ответили, в одном месте обругали. А дождь все не кончался, и был в этом, пожалуй, знак: твой — Ориген. Этих оставь.
Денька брел к метро «Университет» мокрым, простуженным и несчастным. Тоже мне, следопыт, Калле-сыщик, Шерлок Холмс недоделанный… Завтрашним утром — ему на экзамен по истории древнегреческого языка, и казалось бы, можно потом сюда вернуться, можно попробовать заново поискать, начать от той самой ветеранской каморки, в которой они начали заниматься в Университете цивилизаций, заглянуть в каждую арку, облазить каждый закуток. Но он уже знал, что этого не сделает.
Аркадий Семенович, ты меня победил, — думал он, спасаясь в метро от ледяных струек за шиворотом, уже не надеясь, что дома горячий чай отгонит простуду. Ты заставил бегать за тобой, Семёныч, дьявол ты чекистский — и даже не позволил догнать.