И он достиг своего: ему в конце концов утвердили стационарный театр - нормальный, не бездомный, со сценой, кулисами, гримерами, костюмерами, где актеры получают зарплату, и билетерши, помахивая программками, провожают зрителей на указанные в билетах места.
Московская интеллигенция разделилась: одни восхищались виртуозностью режиссера, другие яростно осуждали его за предательство. А ему было все равно: он был готов на все ради профессионального осуществления. Его театральное ремесло давно стало его религией, его божеством, он мог заложить свою душу любому дьяволу, только бы иметь возможность превращать чужие слова в сценическое чудо.
Я вспомнила о нем через тридцать лет разлуки с Россией, посмотревши в театре "Тмуна" (в переводе с иврита - "Картина") очаровательный спектакль режиссера Игоря Березина "Роза Иерихона" по пьесе молодого израильского драматурга Рои Хена. Все было совершенно иначе - по форме, и очень похоже - по существу.
Внешне театр "Тмуна" ничем не напоминает бродячий театр Юденича, хотя бы потому, что у Юденича никакого театра не было, у него была только труппа и энтузиазм. У Березина в "Тмуне" тоже есть труппа и энтузиазм, но впридачу к труппе у него есть крыша над головой. Хоть крыша эта приютилась в темном переулке, затерянном в отдаленном индустриальном районе, и все же это настоящая крыша, прикрывающая большой разгороженный сарай, в котором умещается сцена, зрительный зал, крошечная актерская уборная-унисекс, и даже кафе. Об оркестровой яме, разумеется, не может быть и речи, но ведь и оркестр давно уже отменили - за него отлично справляется магнитофон, маленькая черная коробочка, хранящая в своих недрах голоса и инструменты.
Да и действие пьесы "Роза Иерихона" не имеет ничего общего ни с "Городом на заре", ни с "Оптимистической трагедией", - это скорей пессимистическая комедия на вечную тему любви и смерти. Время действия - раннее средневековье, место действия – весь известный в те времена мир.
Отважный рыцарь-недоумок Гвинелон отправляется из Европы в Палестину на поиски розы из Иерихона, которую по легенде он должен подарить своей невесте.
«Гвинелон: Слышала ли ты о «розе Иерихона»? О цветке особенном и редком, который цветет на краю света в маленькой стране под названием Палестина? Где золотой Иерусалим, город мечты, спускается с неба на огненных цепях? Множество испытании ждет меня, ночи без сна, страшные звери. Змея с телом козла, и южные черви с острыми клыками из золота. Жирный дракон который питается старыми девами, и рыцари без чести. И гномы, говорящие с кошками, что продают черный сок с запахом конца мира. Там море красное как кровь, а за ним лежит пустыня, где бродят скорпионы размером с верблюда. Прощай! Не пройдет и семи лет, как я вернусь!»
Путь Гвинелона полон опасностей, соблазнов и авантюр, путешествие его длится годы, а может, и десятилетия, но верная невеста ждет его на назначенном легендой месте. Гвинелон - Одиссей, добровольно отправившийся в странствия, он сражается с чудовищами, играет в шахматы со Смертью, уступает соблазнам, умирает и воскресает. Умирает христианином, но на небе его по ошибке принимают за еврея:
«Гвинелон: Никогда я не был счастлив. Но теперь все иначе, теперь я – еврей. И я еще несчастнее, чем когда-либо. Может быть евреем - это и значит быть еще несчастнее? Тем более, что я не просто еврей, а – мертвый еврей! Если вдуматься, то Иисус, наш Господь, ведь тоже был евреем. И тоже не был счастлив».
Невеста Гвинелона – верная Пенелопа, терпеливо ждущая своего возлюбленного, хоть здравый смысл нашептывает ей, что он уже не придет. Проходят годы, и наконец он предстает перед ней, сгорбленной морщинистой старухой, с пучком сухих колючек, в которые превратилась вожделенная роза за годы странствий. «О, рыцарь! То была Наина!»
Глядя на них хочется плакать и смеяться, потому что все сыграно и спето как бы не всерьез, но в подтексте очень серьезно, все представлено и озвучено как бы смешно, а в подтексте трагично. Это смешно или трагично? - после того, как Гвинелон поставил Смерти мат, она наставляет его:
« Чему ты радуешься? Ведь жить -это не на всю жизнь!»
Герои спектакля – не люди, а маски, декорации – прелестно кукольны, костюмы – предельно маскарадны, ситуации нарочито инфантильны, а в результате возникает печальная сказка о суетности человеческой жизни. Автор пьесы предстает перед нами молодым, еще не ожесточившимся до нестерпимой горечи Ханохом Левином, но уже на следующем творческом витке. Он грустно улыбается нам со сцены, не утирая текущей по щеке феллиниевской слезы.