Она не удивилась, увидев его внизу, но ничем себя не выдала, а когда Альбер спросил, чем вызван ее тон в разговоре с Шарлем, весело ответила, что даже слишком вежлива, потому что, по правде говоря, больше всего на свете ей хотелось вывалить ему на башку спаржу из своей тарелки.
— В такие моменты я благословляю твою мать и то воспитание, которое она в тебя затолкала, — иначе мы растеряли бы всех друзей! Хотя — увы! — это лишает нас удовольствия посмотреть на Шарля, посыпанного крутыми яйцами и облитого растопленным маслом…
День пятый: вторник
На следующий день, в шесть часов, он был перед ее дверью.
— Чего вы от меня хотите? — спросила она.
— Пойдем поедим мороженого.
Нет, так нечестно, необходимо для начала описать во всех подробностях день Орланды. Он жаждет снова увидеть Алину, я разделяю его нетерпение и могла бы — не приведи Господь! — пренебречь своими обязанностями рассказчика. А дело в том, что Орланде не удалось избежать визита Мари-Жанны.
Он надежно запер входную дверь и снял трубку с телефона, но в половине восьмого его разбудил бешеный стук в дверь. «Не открою!» — сказал он себе, но через пять минут сдался. Заплаканная девушка упала ему в объятия.
— Значит, ты и правда больше меня не любишь?
Орланда не был излишне совестлив, но ему не понравилась процедура разрыва чужих отношений.
— Ну-у, в общем-то… да!
— Что случилось? Все было так хорошо! У тебя кто-то появился?
Я, конечно, наделена более чем требовательным чувством долга, но не нахожу в себе сил повторять здесь привычные заклинания, произносимые людьми при расставании. Мари-Жанна плакала, бушевала, умоляла и не понимала ровным счетом ничего из того, что с ней происходило.
— У нас были такие планы…
Ситуация была тягостна — как для Орланды, так и для меня, он выдержал четверть часа, потом начал грубить. Она спрашивала, чем он недоволен, а поскольку Орланда понятия не имел, в чем Люсьен Лефрен мог бы упрекнуть бедняжку, он просто молчал. Вот каким вышел финал.
— Ты влюбился в Амурадору?
Орланда заржал. Ничто в мире не ранит тебя сильнее, когда ты страдаешь, чем умирающий от смеха человек. Выбегая, Мари-Жанна так сильно шваркнула дверью, что сверху посыпалась штукатурка. Орланда был смущен, но почувствовал облегчение: осушив слезы, он попытался снова заснуть. Увы! Обладая только половинкой души, Орланда не был лишен чувствительности, так что ничего у него не вышло. Он оделся и вышел купить хлеба, масла и кофе, приготовил завтрак и вернулся к чтению «Муссона». Очевидно, в какой-то момент Мари-Жанна положила телефонную трубку на рычаг, а он этого не заметил, так что звонок застал его замерзшим и совершенно вымокшим под тропическим ливнем, и он ответил, «не приходя в сознание».
— Это ты, Люсьен?
«Нужно побыстрее привыкнуть к этому имени!» — сказал он себе.
— Да.
— Это Анни.
«Надеюсь, у него не было еще одной любовницы!» — в ужасе подумал Орланда.
— Да.
— Ты хоть поздоровайся. Твое величие от этого ничуть не пострадает!
Он пробурчал что-то невнятное.
— Прекрати, Люсьен! Я знаю, ты на меня злишься, но мы все равно должны поговорить. Что происходит у вас с мамой?
Ага! Так это его сестра! И зовут ее Анни. Он не терял бдительности.
— Ты о чем?
— У тебя все время снята трубка, она не может до тебя дозвониться и достает меня по десять раз на дню. Заведующий отделением уже делал мне замечания. Я сказала маме, но ты же знаешь — она не уважает ни законов, ни правил, ни других людей.
Завотделением? Что за… Похоже, речь идет о больнице, решил Орланда.
— Я редко бываю дома в последнее время, — объяснил он.
— Она в ярости, потому что. ей приходится самой ходить за продуктами, а подагра в этом деле — не лучший помощник.