Русский актер хочет служить «всемирному соединению», ни¬
когда не забывая русского мужика, восхищаясь его стихийной
«каратаевской» мудростью сердца. Правда, есть еще одна катего¬
рия зрителей, допущенных им в его «третье царство», и если
театр для крестьян обращается к России, только подымающейся
к просвещению, то на другом полюсе оказываются те, кто оли¬
цетворяет это просвещение в его наивысшем звене, как, напри¬
мер, Чехов, Плеханов, Кропоткин. И во всех случаях оружием
его искусства должна быть не проповедь, а песня, не поучение,
а идущая от сердца любовь! После этих встреч и бесед Мгебров
стал одним из самых преданных сотрудников Орленева, при том,
что в их отношениях были периоды большей и меньшей близо¬
сти: он уходил от него в Художественный театр, потом к Комис-
саржевской и вернулся весной 1910 года, взяв на себя обязанно¬
сти руководителя крестьянского театра в Голицыне, под Москвой.
В Норвегии Орленев прожил несколько недель, его путеше¬
ствие слишком затянулось, и он шутя говорил, что английский
язык не выучил, а русский стал забывать. Он задержался в Хри¬
стиании только потому, что хотел посмотреть «Бранда» в Нацио¬
нальном театре. Сезон кончился, лето было в разгаре, и, чтобы
выполнить просьбу Орленева сыграть «Бранда», надо было хоть
на один день собрать разъехавшуюся на отдых труппу. Фру Рей-
мерс взяла на себя все хлопоты, и спектакль состоялся. С той
минуты, как раскрылся занавес и он увидел актера в гриме
Бранда, все, что потом происходило на сцене, удручало его своей
тяжеловесностью и безвкусностью («хотел сперва бежать, куда
глаза глядят, а потом всей силой своей воли заставил себя выпить
отраву чаши до конца» 12). Провал «Бранда» был и для него про¬
валом. Зачем он взялся за эту пьесу? Если такая неудача по¬
стигла соотечественников Ибсена, что ждет его? Врать в таких
случаях он не мог и быстро, даже не попрощавшись, ушел из
театра; его товарищи объяснили норвежским актерам, что Орле¬
нев внезапно и тяжело заболел, и от его имени поблагодарили
труппу.
Все обошлось благополучно, но больше задерживаться в Хри¬
стиании он не хотел, да и не мог: денег у него оставалось ровно
столько, сколько нужно было, чтобы добраться до Москвы. За его
гастрольное выступление в «Привидениях» дирекция заплатила
две тысячи крон (примерно тысячу рублей), но он отказался от
гонорара и просил перевести эти деньги в фонд памяти Ибсена.
Тогда, чтобы выразить свои чувства, дирекция подарила ему
трубку Ибсена, ту самую трубку, которую по традиции уже много
лет курили все актеры, игравшие Освальда в Национальном
театре.
С этим дорогим сувениром и большим американским чемода¬
ном он приехал в Москву. Хорошо, что извозчик на вокзале знал
его в лицо, так же как и знал, что этот знаменитый актер ни¬
когда не торгуется и платит щедро. Орленев доверительно сказал
ему, что у него в бумажнике только крупные купюры, и попро¬
сил дать взаймы рубль, чтобы расплатиться с носильщиком. Из¬
возчик, не колеблясь, деньги дал, правда, ему показалось стран¬
ным, почему при таком богатстве Орленев выбрал какую-то вто¬
роразрядную гостиницу на Сретенке. Тайна эта быстро проясни¬
лась, в этой захудалой гостинице у Орленева был давнишний
знакомый — расторопный и надежный комиссионер, готовый ока¬
зать любую услугу. Орленев позвал его к себе в номер, быстро
распаковал чемодан, достал два костюма, сшитых в Америке
у самого дорогого нью-йоркского портного, и отправил их в за¬
клад.
Извозчик, терпеливо дожидавшийся у подъезда гостиницы, по¬
вез комиссионера в ломбард. Там оценщик, которому, видимо, не
очень нравилась американская мода, дал под залог двух неноше¬
ных заграничных костюмов двадцать девять рублей с копейками.
Эту сумму следовало по-рыцарски разделить между извозчиком,
комиссионером и самим Орленевым. Он оставил себе всего не¬
сколько рублей для пропитания и на телеграмму антрепренеру