он восхищается Орленевым—«Достоевским русской сцены»,—
* В беседе, опубликованной в «Петербургской газете», он так и гово¬
рил: «Я нахожу невозможным возвратиться в Малый театр (то есть в те¬
атр Суворина. — А. М.) со своим прежним репертуаром. Я «блудный сын»
и хочу вернуться в родное гнездо «со щитом», а не «на щите» 13.
** В одном из рабочих экземпляров «Гамлета», хранящемся в фонде
Орленева в Центральной научной библиотеке ВТО, авторы перевода зна¬
чатся под инициалами О. С. Д., что расшифровывается как некое содру¬
жество: Орленев с Двинским.
его инстинктивной интеллигентностью, его искусством «тяжелого
креста и мятежа». Орленев тоже с первой встречи оценил вооду¬
шевленную натуру и широту знаний молодого критика, так ярко
себя обнаружившую во время подготовки «Гамлета».
С конца 1907 года Тальников, подобно Набокову в теперь уже
далекий петербургский период, становится доверенным лицом и
постоянным участником всех художественных начинаний Орле-
нева. Набоков был человек светский, дипломат, он принадлежал
к высшему слою интеллигентного петербургского чиновничества;
Орленев, посмеиваясь, говорил, что все русские губернаторы и
послы — его близкие или дальние родственники. Тальников не мог
похвастать родовитостью, в студенческие годы он давал уроки,
был репетитором в богатых одесских семьях; летом 1906 года он
с двумя учениками поехал в Италию и где-то вблизи Генуи по¬
знакомился с Плехановым, с которым у него установились доб¬
рые отношения.
Интеллигентность без фамильных традиций ничуть не отрази¬
лась на строгости вкуса молодого врача и литератора, которому
Орленев вскоре после знакомства (еще путая отчество) писал:
«.. .Мне необходимо видеть Вас, говорить с Вами, вдохновляться
и поучаться» и. Потом у их сотрудничества будет много точек со¬
прикосновения. Так, например, в 1912 году Тальников написал
большую работу по истории и эстетике крестьянского театра в Рос¬
сии, толчком для которой послужили спектакли Орленева в Голи¬
цыне. Он был редактором мемуаров актера, не слишком требова¬
тельным и педантичным, но старательно оберегавшим своеобра¬
зие его мысли и стиля. Много сил и фантазии он отдал «Гамлету»,
особенно редакции перевода и перестановкам некоторых ключе¬
вых сцен. В связи с «Гамлетом» по рекомендации Талышкова и
произошло знакомство Орленева с Плехановым.
Миновал уже год, как он вернулся к «Гамлету». Текст пьесы
был вчерне готов, придумал он и некоторые новшества, может
быть, и рискованные с точки зрения законопослушного шекспиро¬
ведения, но казавшиеся Орленеву необходимыми. Так, он изме¬
нил порядок действия в первой сцене третьего акта. По его за¬
мыслу, на верхней площадке двухъярусной конструкции сцены
прохаживается ничего не подозревающий Гамлет и нечаянно из
услышанного разговора узнает, что король и Полоний поручают
Офелии дознаться, нет ли у принца тайных умыслов, и она, как
то ни удивительно, участвует в их сговоре. Реакция Гамлета не¬
ожиданная — от шока он затаился, обида его слишком велика,
чтобы найти себе сразу выход, и с ледяным спокойствием ведет
он диалог с Офелией, пугая ее запутанностью речи, в которой,
если хорошенько разобраться, скрывается ужасный итог: все кру¬
гом обманщики, к чему плодить грешников, иди в монастырь, сту¬
пай в монахини!
Вслед за старыми шекспироведами Орленев повторяет, что,
если бы Гамлет не отвечал за свои поступки, пьеса Шекспира
превратилась бы в полнейший хаос. В диалоге с Офелией он ве¬
дет обманчивую игру, но особенность его притворства в том, что
он не уклоняется от истины, держится где-то на грани ее, и не¬
внятица его монологов, полная неизъяснимой логики, подымается
до мудрых прозрений. Офелия, теряясь от смешения ясности и
темноты в словах Гамлета, произносит в состоянии глубокой удру¬
ченности заключительную реплику, которая в переводе О. С. Д.
начинается так: «Какой погиб великий человек!» Гамлета в это