плохая конъюнктура, неблагоприятная конъюнктура... Ему не
нравится это латинское и нелегкое для русского произношения
слово и само по себе, не нравится и то, что оно означает. Вот
в Харькове, где его гастроли всегда проходили с успехом, чтобы
расплатиться с долгами, ему пришлось заложить гардероб для
«Федора», потом он его выручил, но каких усилий это стоило.
Он никогда не любил богатый постановочный стиль в театре, де¬
коративную красоту, даже освященную именами Бенуа и Добу-
жинского. Не любит он и современный конструктивизм с его
функциональностью и игрой в геометрические формы. Его
идеал — строгость и даже аскетизм на сцене. Но строгость, а не
нищета; декорации же, которые он возит с собой, так износились
и истрепались, что вполне подошли бы для «бурсацких аллего¬
рий» в исполнении чубатых переростков в прошлом веке.
Что-то ему надо делать. Может быть, в самом деле перейти
на окончательную оседлость и стать актером какого-нибудь сто¬
личного театра? Но это вовсе не так просто, хотя в качестве ре-
комендателя в его случае выступает Луначарский. В начале
1925 года Орленев пишет жене: «С Малым театром в условиях
не сошелся. Они, зная мои обстоятельства, уж очень захотели меня
прижать». Возможно, что и требования актера выходили за при¬
нятые нормы. Промелькнул Орленев и у Мейерхольда, об этом
есть интересная запись в воспоминаниях М. И. Жарова. Мемуа¬
рист точно не помнит, для какой именно роли пригласил Мейер¬
хольд старого гастролера (не то для «Гамлета», не то для «Царя
Федора»). Во всяком случае, Павел Николаевич на протяжении
какого-то времени приходил на репетиции в театр, сидел в ложе
и много и весело рассказывал о своей актерской жизни. Актеры
встретили его очень приветливо и слушали с большим вниманием.
«Шепотом, искоса поглядывая на сцену, где репетировал Мейер¬
хольд, он говорил: «Я уже, наверное, староват для Всеволода,
хотя... О-о, этот Всеволод! Он любому старому актеру «воткнет»
такой шприц, что сразу станешь молодым... Упрямый и требует
от актера многого... Ну, да вы молодые! Он и многое дает... На¬
бирайтесь» 18. Так же неожиданно, как появился, он исчез с «мей-
ерхольдовского горизонта», о чем Жаров очень сожалеет.
Что же выбрать — тихую обеспеченную жизнь на покое в ка¬
ком-нибудь академическом театре (Луначарский по-прежнему
предлагает посредничество), без каких-либо обязательств, по и
без ясно обусловленных прав, статут пенсионный в наилучшем
его варианте, либо будни гастролерства, мытарства и материаль¬
ную скудость и какие-то новые и пока неизвестные ему самому
планы. Несмотря на явные признаки подтачивающей его изнутри
болезни, он выбирает вариант, не сулящий никаких благ. Правда,
здесь сказывается и то обстоятельство, что он хочет встретить
свой юбилей, не меняя образа жизни, который вел без малого
четверть века. Сроки юбилея уже приближаются.
Двадцать пятого ноября 1925 года, измученный поездками- ~
весной в Латвию и Эстонию, летом в Центральную Россию,
осенью в Оренбург, Ташкент и Донбасс,— Орленев возвращается
в Москву. Пять дней спустя на заседании юбилейного комитета
обсуждается порядок его чествования в марте будущего года
в Большом театре. Как лучше отметить эту дату, небезразличную
всем собравшимся? Режиссер Е. О. Любимов-Ланской предлагает
по примеру недавних ермоловских торжеств организовать шествие
московских театров со знаменами к дому, где живет Орленев.
Художественный театр готов поставить в праздничный вечер си¬
лами своей труппы два акта «Царя Федора» с участием Павла Ни¬
колаевича. Он пока еще раздумывает и не знает, какую из своих
ролей будет играть в этот мартовский вечер; в конце концов он
выбирает Раскольникова. До юбилея еще целых три месяца; сбе¬
режений у него нет: как прожить это время? И, вроде как бы ин¬
когнито, он отправляется на кинофабрику, чтобы участвовать
в массовках, там люди всегда нужны... Его сразу узнают и счи¬