Николай Николаевич Ляшко
Орленок
I
Дальние горы рдели в вечернем свете и опоясывались синей зыбкой мглой. Голодный орленок с гнезда озирал их и в нетерпении переступал с ноги на ногу. Мать была где-то за вершинами соседних гор. Он ждал ее голоса, неловко распахивал крылья и взметал ими на камнях пыль, — трава за гнездом склонялась и шуршала.
Внизу, в расселину между гор, врывалось волнами море и, меняя краски, сверкающей рябью отступало назад...
Под гнездом, в полутьме ущелья, что-то треснуло, и орленок увидел медведя. Тот шел к воде, на ходу задевая кусты, и они гнулись, потрескивали и роняли сухую листву. Грянувший сверху клекот помешал орленку следить за медведем.
Из-за горы вымчалась мать, обдала орленка шумом крыльев и оттеснила его от принесенной добычи. Он склонил голову, порываясь скользнуть ей под шею, но она толкнула его в пропасть и ширнула за ним.
Он, как всегда, хотел упасть ей на спину, но промахнулся, в отчаянье замахал крыльями и растерянно закричал. Мать взмыла над ним и голосом поманила его за собою.
Он неуверенно подлетел к ней, но она не подставила ему спины. Орленок впервые описал над нею полукруг, стал настигать ее, заклекотал и с занявшимся дыханием упал у гнезда.
Мать потрогала его клювом и, пока он успокаивался, не шевелилась. К добыче он кинулся вдруг, будто очнувшись, и разрывал ее жадно, порывисто. Насытившись, он почистил клюв, перешел по стынущим камням на выступ, откинул голову и замер.
Сумерки быстро сгущались. Сквозь набежавшие редкие облака из-за вершины проглянула луна. Свет ее засеребрился на голых камнях и хлынул в ущелья.
Обозначился бок горы, похожей на спящего кабана. Зачернела круглая, с меловой лысиной, гора. Затем выдвинулась косая, как бы спиленная гора. Из-за нее выступили тянувшиеся в небо каменные пальцы. А там еще, еще толпились горы, облитые сумеречной дымкой, — они ловили бегущий свет луны, как бы стряхивали его с себя и погружались в полутьму теней.
По склону пробежал кто-то и будто запутался в шуршании листвы, камень, тронутый им, покатился вниз… И все вслушивалось, как прыгал он, ловило звуки и повторяло их...
А когда тишина оплотнела, облака обнажили луну, и она всю ночь стерегла горы. Все спало в ее зыбких волнах. Лишь орленок вскидывал голову и прислушивался. Его томило ощущение первого полета…
II
Перед зарею по морю кругами заходил свет. Тишина и тени в горах дрогнули. Эхо подхватило крик птицы, разбудило облака, и они, сверкая красными краями, поплыли за море.
В ущелье, у ручья, опять затрещали кусты. Медведь прошел к воде, уткнулся в нее, отяжелев, взошел на скат соседней горы, покряхтел над круглым камнем и толкнул его.
Камень на лету ломал кусты, увлекая землю, камешки и, окруженный пылью, пропал в ручье. И, пока таял поднятый им шум, горы проснулись.
На краю моря челном всплыло солнце. Орлица подступила к орленку, властно захватила его под крыло и повела.
На этот раз он не противился ей. Когда она столкнула его в пропасть, он широко распахнул крылья, сразу же взмыл над горою, клекотом разорвал тишину, взвился выше матери, все шире захватывая круги, и окидывал глазами горы, море и дали.
За убеленными снегом вершинами он увидел белую равнину, синие дымки, леса и поднялся выше. Его крылья и грудь со свистом рассекали воздух. Холод синевы обжигал ему сердце и сизым инеем садился на перья. Мать была уже в гнезде и оттуда следила за ним.
С высоты орленок увидел скакавшего по горе зайца, ширнул в голубую тень вершины, вымчался из нее на солнце, опережая свою тень, стрелою упал на скат, запустил когти в спину зверя, клювом ударил его по темени и взвился с ним.
Кровь сочилась из-под его когтей, стекала по шерсти зайца и горящими на утреннем свету каплями падала на горы.
Орленок сел рядом с матерью и клювом добил трепетавшего зайца. Мать окинула глазами горы, ущелья, медленно, с глухим клекотом, снялась с гнезда и полетела за горы.
Орленок следил за нею, пока она не скрылась, и ел. Потом охорошился, остановил на солнце глаза и грелся в его свете...
III
В полдень на море надвинулось облако. Орленок взлетел к нему и на белом отражении в море долго плавал по воде темным пятном.
Голоса чаек у скалы напоминали ему шорох травы, склонявшейся у гнезда под его крыльями. Он вгляделся в чаек, сложил крылья и упал к ним.
Над морем, в мерном дыхании волн, он увидел несущегося к нему из воды другого орленка и дрогнул, озадаченный отражением и плеском моря.