Выбрать главу

— Тогда сиди здесь, жди, — приказал Андрей и один потянул тяжелый, одетый в резину провод.

Капитан наблюдал с мостика за всеми этими приготовлениями и злился: деньги были почти в руках, они виделись ему не только в виде дополнительного платежа пароходной компании, но и в качестве надбавки к капитанскому жалованию. Но русские опять спутали все карты.

Через полтора часа повреждение было устранено: свищ залатан, котел опять мог работать нормально.

Когда инженер и электросварщик покидали пароход, к ним подошел Хосита:

— Позвольте полюбопытствовать, это очень надежно?

— Совершенно надежно, — ответил инженер и подумал про себя, что их заплатка куда надежнее и крепче, чем вся эта ржавая коробка.

Корпус «Цуруга-мару» вздрагивал от работы машины. Пахло перегретым маслом, дымом, смешавшимся с отработанным паром, остро и солено пахло морем.

Хосита поспешно спустился на пристань.

«Цуруга-мару» еще раз, нарушая норму, погудел, буксирный катер оттащил его от причальной стенки, и он медленно направился к выходу из Золотого Рога. Еще не выйдя в открытое море, уже в Босфоре Восточном «Цуруга-мару» встретил крупную, злую волну.

Ефим проводил глазами пароход, с грустью вспомнил о своем намерении отправиться в северные края.

— Я ведь тоже собирался туда, — сказал он Андрею и показал рукой в сторону уходящего парохода. — Только история одна помешала.

И рассказал все как было.

Выслушав Ефима, Андрей сказал, что Федос Лобода работает на том же заводе, где и Андрей. Ефим обрадовался: отдаст ему мешок, объяснит все, чтобы не считали его вором. А там попробует пробраться на какой-нибудь пароход.

— Едем со мной, — предложил Андрей. — Пообедаешь, а там решим, что делать дальше.

Они устроились в кузове, закурили папиросы «гвоздики» — тонкие, жесткие, гаснущие после каждой затяжки. Шофер безуспешно пытался завести закапризничавший мотор. Пользуясь остановкой, Ефим следил за движением судов в бухте. К одному из пароходов подошел красивый корабль с наклонно поставленной желтой трубой и длинным белым бушпритом. Ефим глазам своим не поверил, прочитав название парохода: «Литке». Так вот он каков, этот ледорез! Он спросил Андрея, не собирается ли ледорез «Литке» на Север. Андрей грустно усмехнулся:

— Он теперь у нас водовозом в порту. Нашли головотяпы подходящее дело богатырю, ничего не попишешь.

Ефима огорчила эта новость: после легендарного плавания превратиться в водовозную бочку!..

— Я на нем хотел на остров Врангеля рвануть! — разоткровенничался он.

— Опоздал ты, брат, — выпустив колечко дыма, заметил Андрей. — Был тут один заяц. В день отплытия на Врангеля залез какой-то беспризорник в спасательную шлюпку под брезент. А в море его обнаружили, вернули во Владивосток с попутным пароходом.

У Ефима дрогнуло сердце: значит, сумел кто-то опередить его. Но зависть к счастливцу быстро угасла. Не добрался и он на остров Врангеля. Вернули.

На заводе Андрей сходил с Ефимом в столовую, потом к председателю завкома, договориться насчет жилья. Но свободных мест с общежитии не было, и предзавкома посоветовал устроить Ефима в комсомольской бытовой коммуне. Если, конечно, ребята не будут возражать. Оставив Ефима пока в комитете комсомола, Андрей пошел в цех. После работы, взяв с собой Машеньку, он отправился определять Ефима в комсомольскую коммуну. По дороге рассказал, как Ефим почти месяц бродил с Федосовым мешком.

— Понимаешь, в мешке сало, сухари, одежда. А парень голодный и босиком почти. Ни одного сухаря не взял и сапог не тронул. Видно, хлопец стоящий. Надо ему помочь.

В тесную холодноватую комнату комитета пришли члены бытовой коммуны и просто любопытные. Заявился и Федос за своим мешком.

Увидев отощавшего, оборванного вконец Ефима, Федос растерялся и почувствовал угрызения совести. Он смотрел на обведенные копотью и голодной синевой глаза Ефима и думал, что вот выходит-таки хлопец на правильную дорогу в жизни.

— Перво-наперво одеть надо товарища, — сказала Машенька, и Федос не узнал в ней обычной пересмешницы: говорила она серьезно, по-взрослому.

Федос развязал мешок, достал Сенькины запасные сапоги, смазанные дегтем, и протянул их Ефиму:

— Обуйся. А то рвань на ногах, глядеть невозможно. Страм один.

И, взвалив мешок на плечи, вышел из комнаты.

7

Задолго до конца смены компрессорная неожиданно прекратила подачу воздуха. Пневматическое сверло лениво крутнулось в стальной обшивке катера и остановилось. Семен, разгоряченный работой, чертыхнулся: опять сломалась машинка. Ох и даст же он жару инструментальщикам!