Сергей начинал чтение газеты с четвертой страницы. Здесь печатался отдел «Морской день», в котором рассказывалось о прибывающих в Золотой Рог и уходящих из порта кораблях. Сергей знал наизусть названия многих десятков японских, английских, норвежских, китайских, датских, греческих, немецких пароходов и насчитывал иной раз до пятидесяти и более иностранных флагов на рейде. Он видел перед собой дальние страны, которые представлялись ему такими, как они выглядели на почтовых марках из его коллекции: яркие краски, волнующие названия — Сиам, Перу, Гаваи, Камерун… Перед глазами возникали корабли, паруса, вулканы, пальмы, пирамиды и сфинксы, неправдоподобная синева океанов и такая же синь нездешнего неба, солнечная желтизна песчаных пустынь, изумрудная зелень джунглей. Читая, Сергей забывал обо всем на свете, и запах типографской краски казался ему запахом моря.
Сегодня в отделе «Морской день» Сергей прочитал небольшую заметку о шхуне «Мираж», которую разрушил грибок. Автор заметки предлагал шхуну сжечь, чтобы она не заразила грибком деревянные катера и дома Владивостока. Сергей не был уверен в том, что шхуна представляет такую опасность: было жаль ее. Вот бы ему эту шхуну!
Неизвестно, сколько бы еще мечтал Сергей, но сменщик уже толкал его в плечо: подходила их очередь за газетами.
Сергей для начала показал парню, как происходит получение газет в экспедиции, заставил еще раз прочитать маршрут и фамилии подписчиков, помог надеть сумку, и они отправились в путь.
Снег пуржил меньше, ветер тоже стихал, и по всему было видно, что день ожидается погожий.
Новый разносчик шел, сильно подавшись вперед грудью, — видно было, что ему тяжеловато, да и не привык еще. Сергей хотел сначала помочь ему, но передумал: пусть приучается.
Всех своих подписчиков Сергей знал не только по фамилиям, но и по их положению, привычкам, характерам. Он знал даже, как и что читают некоторые из них. Вот японец Хосита. Он разворачивал газету и сразу устремлял взор на внутренние страницы, рассказывающие о делах на заводах, в селах, на рыбных промыслах. Хосита восклицал: «Ага, опять критика!..», «О, ударники вступают в партию!» И всегда — в таком роде. А вот Егор Степанович Калитаев, так тот начинал с первой страницы — о международном положении: «А ну-ка, Серега, чего там пишут про акул империализма?..»
Но были и такие подписчики, которых Сергей никогда не видел в глаза. У них на дверях висели почтовые ящики или были прорезаны щели. Сергей просовывал туда газету и уходил. Это были неизвестные, неразгаданные люди. Сергею иногда казалось, что их вообще нет на свете, а за дверной щелью — тишина и пустота и ничего больше.
Только перед одной такой дверью всегда в непонятной тревоге билось Сергеево сердце. Дверь была крепкая, дубовая, с медной, ярко начищенной ручкой. На правой филенке привинчена массивная, литая из бронзы табличка с рельефными буквами: «Л. А. ИЗМѢСТЬЕВЪ, корабельный инженеръ». А ниже — белая костяная кнопка звонка. Позвонить? Откроется широкая дверь, и Сергей увидит просторную прихожую с алой ковровой дорожкой на ярко-желтом, словно выкрашенном яичными желтками полу. У стены — зеленую кадку с каким-то капризным тропическим деревцом. На дверях, ведущих в комнату, плюшевые портьеры с гарусными помпонами. Портьеры раздвинутся, и навстречу Сергею выйдет сутулый немолодой человек с темными близорукими глазами — отец Сергея. Он обрадуется приходу сына, возьмет сам свою газету и, поднеся ее близко к лицу, начнет торопливо читать. Потом спросит Сергея, нравится ли ему работа, как поживает мама и здоров ли дед Сергея? Наверняка посочувствует, что Сергею приходится так рано вставать — задолго до рассвета. Сергей же скажет, что сегодня он в последний раз доставил газеты. Побывав еще у Калитаева, домом которого заканчивается участок, Сергей пойдет в заводоуправление Дальзавода оформляться учеником электросварщика. Теперь они будут встречаться с отцом каждый день: ведь оба они в одном цехе. Отец, конечно, обрадуется и похвалит Сергея за выбор специальности: недаром же его так увлекало все, что связано с электричеством, моторами, динамо-машинами, трансформаторами. Над чертежами и рисунками Сергей мог просиживать часами.
Но Сергей не позвонит в эту дверь. Он никогда и не звонил сюда. Он не знает, что там за ней. Отец даже и не подозревает, что вот уже почти два года каждое утро в дверную щель просовывает газету не какой-то незнакомый разносчик, а его собственный сын. И Сергей все чаще читает фамилию на бронзовой дощечке как чужую, ничего общего не имеющую с теми Изместьевыми, которые живут в другом доме и фамилия которых пишется по-новому — без буквы ять и твердого знака.