Здесь, на высоте Хух-Ундурийн-Обо, мне припомнились и другие бои, где вновь плечом к плечу советские и монгольские воины дрались за свободу китайского народа. То был великий освободительный поход, в котором еще раз проявилась сила братского содружества. Для участия в боевых действиях по разгрому японской Квантунской армии Монгольская Народная Республика выставила в августе 1945 года четыре кавалерийские дивизии, бронебригаду, танковый и артиллерийские полки и другие части и подразделения. В палящий зной шли через Гобийскую пустыню советские и монгольские войска. Кровопролитные бои за укрепленные районы противника, освобождение города Долоннора, а потом — наступление на юг, к Ляодунскому заливу… Разведчик Лувсанцэрэгийн Аюши, попав в окружение противника, дрался до последнего патрона, уничтожив немало японских солдат. Посмертно ему присвоено звание Героя МНР. Получили высокое звание Героя МНР пулеметчик Дашийн Данзанванчиг, Дампил, Лхагвадорж. Тогда боевыми орденами и медалями было награждено около двух тысяч монгольских солдат и офицеров. В телеграмме Советскому правительству трудящиеся Монголии писали: «Мы отдали все наши силы и способности на благо нашей независимой Родины, на дальнейшее укрепление братской дружбы советского и монгольского народов».
С пограничником Самданом в те горячие дни мы повстречались в китайском городе Жэхэ. Тогда была радость победы, и нам обоим казалось, что теперь, когда враг разбит, настал мир на земле. И, конечно же, мир на монгольских границах. Навечно. А как же могло быть по-другому? Принесены великие и бескорыстные жертвы…
Сейчас, на вершине Хух-Ундурийн-Обо, где собрались все мы, принимавшие участие в халхин-гольских боях и в походе через пустыню Гоби и горы Большого Хингана, Самдан пристально всматривается в тяжелое грозовое марево, повисшее над песками по ту сторону границы, и мне кажется, будто я догадываюсь, о чем думает мой боевой товарищ. Он рассказывал мне о том, как отправился служить на заставу в юго-западной части Монголии и что там произошло. Горы в здешних местах поднимаются на 3500 метров над выжженной солнцем пустыней Гоби. Именно тут водятся дикие верблюды-хантагаи и дикие лошади — тахи. Самый глухой угол Центральной Азии. Вот здесь с ведома правящих кругов Гоминдана начались вооруженные нападения гоминдановских отрядов на монгольскую государственную границу.
Это случилось в одно солнечное утро, когда птицы весело щебетали в рощах Будун Харгайта. Монгольский караул с трудом сдерживал натиск превосходящих сил нарушителей. Кончились патроны. Все это напоминало Самдану те самые халхин-гольские бои, которые уже сделались историей. Связь с заставой прервана, там еще ничего не знают.
— Бери моего коня и скачи на заставу! — приказал Самдан связному Пэлжэ.
Пэлжэ обстреляли. Но он вихрем несся в сторону заставы. Более тридцати километров проскакал его конь без роздыха, а когда показались юрты заставы, обессиленный, рухнул на землю. Но на заставе уже объявили тревогу. Гоминдановцев вышвырнули за пределы Монголии. Ныне на вершине горы Байтаг-Богдо возвышается памятник, воздвигнутый в честь героев-пограничников. А в Баян-Хонгорском аймаке араты воздвигли другой обелиск, который назвали «столпом государственной независимости».
Мы всматриваемся в сгущенную до синевы даль, за которой мне чудятся кручи Большого Хингана. В той дали тоже были в свое время воздвигнуты памятники в честь советских и монгольских воинов. Величественные памятники немеркнущей славы. Там, где мы проходили, благодарный китайский народ воздвигал эти памятники.
В 1945 году я видел в Чанчуне на главной улице устремленный ввысь обелиск, пилон которого увенчан бронзовой моделью самолета, — памятник советским летчикам, погибшим в боях в Маньчжурии.
В Мукдене был сооружен памятник нашим танкистам. Памятник на вершине Большого Хингана… Десятки памятников из бронзы и гранита — свидетельство любви и признательности…