Обхватив своей правой рукой опору, я поднялся, отряхиваясь и параллельно осмысливая происходящее и возвращаясь к нормальному жизненному ритму, от такой хоть и малой, но всё же психологической атаки.
— Ничего страшного! Вообще-то, я люблю собак! Не познакомите нас?
Дэвид Лайл повернулся к псу, а затем громко и повелительно сказал:
— Что я тебе говорил проказник в отношении гостей? А? — Билл жалостливо заскулил и маленькие словно крупицы слёзки увлажнили его глазки, — Ану извиняйся, прохвост, иначе без ужина останешься!
Передо мной разыгралась достаточно редкая и в то же время приятная для меня картина: Билл лёг на пол и скуля пополз в моём направлении. Затем он завилял хвостом, что как объяснил его хозяин значило мне присесть. Я исполнил поручение пса. После реализованной им просьбы мохнатое чудище мгновенно закинуло мне свои пушистые лапы на плечи и, встав на дыбы, принялось лизать меня сначала по одной щеке затем по другой и так обильно, что его слюни то и дело стекали на пол.
Я понял, что Билл просит прощение за свою выходку и искренне раскаивается, выражая таким пылким образом теперь уже любовь ко мне, в ответ я потрепал его макушку и поласкал пушистую шерсть пса.
Дэвид Лайл предложил мне пройти в достаточно вместительную комнату смежную с гостиной, где располагался большой кожаный диван и два кресла покоящихся подле горевшего камина. В разрезе между последними ютился маленький журнальный столик, на спине которого красовалась бутылка превосходного виски с одним-одинешеньким стаканом. Должно быть, хозяин любит поддать в одиночестве подумал я и сел в кресло.
Дэвид тем временем отправился к полке в дальний конец комнаты, за которой блестели в свете лампады хрустальные стаканы, и взяв один из них, направился ко мне. Поставив сосуд на поверхность стола и, опустившись в противоположное кресло, осведомился:
— Вы курите?
Я в ответ утвердительно кивнул и принял протянутую сигару. Лайл чиркнул спичкой о коробок и поднёс пламя к кончику сначала своей затем моей папиросы.
— Так зачем вы пришли, — начал он разговор после секундной паузы.
Я протянул ему письмо, вручённое мне президентом.
Дэвид Лайл долго изучал документ и его выражение лица менялось с каждой прочитанной строчкой. То он насупит брови, то выпучит вперёд губы у́точкой, то, наоборот, закусит нижнюю усту. Наконец он дочитал до точки и передал пергамент мне со следующими словами:
— Я, кажется, вам сказал, что более не промышляю изготовлением оружия! — он глубоко вздохнул и снова затянулся уже чуть глубже, чем в прошлые разы, — но этот случай считайте исключением! Ибо человек, которого вам предстоит убить совершил поистине много зла по отношению к подавляющему большинству людей и, в частности, ко мне. Я долгие годы хотел совершить месть, но мне не подвернулся подходящий случай! Ах, ладно! Хватит ворошить прошлое! Оно в прошлом! Давайте решим ваш вопрос.
— Позвольте узнать, сэр, какая именно беда вас коснулась, сопряжённая с данным субъектом, которого мне предстоит устранить?
— Не будем тратить на моё разглагольствование время. Словами горю не можешь, а пустыми тем более! Лучше приступим к выполнению поручения президента! — с этими словами он резко поднялся из кресла, — ну так что пойдёмте со мной? — и мигом направился к дверному проёму, где ненадолго задержался и с улыбкой добавил:
— Будьте добры, захватите виски и стаканы, а то мы про них, кажется, забыли!
Поднявшись по лестнице на второй этаж, Дэвид достал из кармана своего халата большую связку ключей, и отыскав нужный, отпер дверь, перпендикулярную парапету лестницы, в неё мы и вошли. Хозяин усадьбы дёрнул за шнурок с кругленьким камушком должно быть топазом на конце и свет озарил маленькое и достаточно убогонькое помещение.
Ежели не было бы окна, расположившегося прямо параллельно нашей позиции, то эту келью можно смело именовать камерой.
Лайл направился к окну и присев на корточки стал нащупывать что-то под подоконником и снова зашуршал металлом. Теперь в его руках красовался маленький потёртый ключик, который он поднёс, как я разглядел позже уже стоя вровень с ним к крохотной замочной скважине и принялся крутить в противоположном привычному нам направлению. Дверца отворилась и моему взору предстал достаточно вместительный сейф, из коего оружейник извлёк прямоугольной формации ларец и протянул мне.
Но на этом, к сожалению, мой рассказ обрывается, так как в баню и как, должно быть, помнит читатель особняком, где разворачивалось действие, служила именно она родимая. Так вот дверь ведущая в баню открылась и на пороге возникла бабушка, державшая таз с постиранным в нём бельём, для последующего его развешивания и метнув на меня свой грозный взор резко осадила: