Орловский кивнул:
— Я на Лубянке слышал присказку обычно немногословного Дзержинского: «Расстрелять! Расстрелять! Чтоб спокойно можно было ложиться спать».
— Вот-вот, Бронислав Иванович, — Борис смотрел на него остекленелыми глазами, то ли от кокаина, то ли от картин, давящих его когда-то бесшабашную голову. — Не забыть мне, как умирал от тифа на полу в камере один поручик и кричал в полубреду: «Смотрите, как умирают русские офицеры. Они красиво умирают, это их специальность…» А в другом застенке между арестантами бродила двенадцатилетняя девочка Манюся с недетскими, будто остановившимися глазами. Я ее спросил: «Ты почему здесь?» Она тихо и просто ответила: «Мой папа полковник…» Расстреляли Манюсю вместе с ее мамой как заложниц.
Резидент наполнил до краев вином большой фужер, поставил его перед Борисом:
— Выпейте, пожалуйста. Может быть, вам удастся заснуть, чтобы сбросить напряжение… На днях удалось пройти морем в Гельсингфорс и обратно петроградскому курьеру с моими донесениями, так что я не прошу вас брать с собой шифровок. Но, возможно, вы привезли из Москвы что-то важное?
Ревский осушил фужер, закурил папиросу, выпустил дым и сказал:
— Нет. Впрочем, есть некоторые сведения по линии Петерса, который вами там столь интересовался. Среди чекистов не прекращаются разговоры об удачно спровоцированном и разгромленном «заговоре послов». Успех этого безоговорочно приписывается Петерсу как хорошему агентурщику. Поговаривают, что и в вербовке дамочек он специалист не намного хуже Сиднея Рейли. Упоминалась даже графиня Мура Бенкендорф, но ведь она была любовницей самого Локкарта…
— Что, что, Борис? — воскликнул Орловский. — Да важнее этой информации для меня, быть может, сегодня и нет. Ну-ка, подробнее, пожалуйста.
Борис Михайлович потер лоб, вспоминая.
— Однажды при выпивке в служебном кабинете Бутырки болтал об этом один чекистишка. Что-то связанное с поездкой графини этим летом к детям в Эстляндию.
— Так, так, я вам напомню. В июле госпожа Бенкендорф заявила Локкарту, что ей надо срочно отправиться в Ревель, навестить своих сына и дочку, о которых она не имела вестей с осени 1917 года. Сообщения с Эстляндией как сегодня, так и тогда из совдепии не было, но графиня уехала. Через две недели она вернулась в Москву и, как мне сообщал один курьер от Бойса, ничего Локкарту не стала рассказывать на этот счет. Она лишь бросила несколько слов, что сумела перейти границу в Эстляндию и обратно, повидав детей.
Как всегда, оживившийся разговором о дамах Борис подлил себе еще вина и заметил:
— Слишком виртуозно даже для этой «железной» графини.
— Мура сейчас в Петрограде, у меня с ней некоторые взаимоотношения. Поэтому я внимательно изучаю все, что ее касается, в том числе хотел бы знать точно и об этой истории. Она насторожила англичан, потому что графиня тогда внезапно исчезла из их поля зрения на внушительный срок. Причем, действительно, маловероятно, чтобы графинюшка сумела нелегально перейти эстонскую границу туда и обратно. Это непросто и обстрелянным курьерам.
— Тот чекист в Бутырке намекал, что Мура из Москвы и не уезжала, а спала с Петерсом. Ха-ха, углубляла и таким образом подготовку его агентки.
Словно полфлакона одеколона плеснули резиденту в разрез на сердце… Сбился с толку он и потому что совсем недавно безапелляционно «записал» «бенкендорфиху» немецкой шпионкой.
Однако Орловский сумел даже поразмышлять вслух:
— В Москве при общении Петерса с арестованным Локкартом постоянно фигурировала Мура. В кремлевской «камере» она была подстилкой Локкарта, — не удержался он все же от раздражения, — попав туда скоропалительно освобожденной из-под стражи тем же Петерсом. Весьма похоже, что они опекали там Локкарта эдакой агентурной парочкой.
Орловский вспомнил сейчас и недавнее замечание капитана Знеменского, что «заговор джентльменов» провалился во многом якобы и из-за какой-то дамы.
Резидент подумал, что после случившегося с Ревским в Москве чекистская охота на Орлинского-Орловского должна оживиться теперь и из столицы, если Петерса не отвлекут какие-то неотложные дела. Ведь заместитель Дзержинского не мог забыть, что именно с предателем-чекистом Ревским комиссар Орлинский дружно работал по попрыгунчикам у него под носом. Опять белому агентурщику требовались немедленные контрразведывательные действия.