— Как в британском посольстве — военно-морского атташе капитана Кроми в сентябре по «заговору послов»? — сочувственно спросил Могель.
— Геннау! У ЧеКи уже был данный опыт кровавый расправ над представитель великой державы. Заметьте, что герр Кроми занимался приблизительно такой же дело, как и я. Они не пожалели его, союзника России в войне против фатерлянд! Что же можно сделать со мной, бывшим консульским представителем Германии Его Величества Императора… С ноября я проживаю как частное лицо в приватной квартире и официально числюсь чиновником Союза защиты русских интересов в Германии, который пока функционириен. На Гороховой, номер два, об этом осведомлены, но предоставляет мне пока возможность свободно передвигаться по Петрограду. Я живу, как это у вас говорят, одним днем. Яволь, геннау! И в таком положении вы делаете мне запрос о возможной чекистен фрау Бенкендорф?
Вальтер извлек из длиннополого пиджака свежайший платок и стал аккуратно вытирать пот, выступивший на его неровном черепе.
— Что же делать? — ковыряя зубочисткой во рту, небрежно осведомился Могель, на которого чужие эмоции не производили никакого впечатления. — Если вы не можете помочь мне убедиться в статусе Муры Бенкендорф, я опасаюсь продолжать с вами наши операции.
Немец скомкал платок, поспешно убрал его в карман и примирительно воздел руки:
— О-о, герр Ванберг, не будем отчаиваться. Ни при каких обстоятельствах не лишайте меня своего общества. Мы выйдем и из этого нонсенс, как говорят французиш! Давайте поступим в стиле истинный предприниматель, то есть, русский купец первой гильдиен. Геннау — баш на баш. То есть, я навожу точный справка по моим каналам о фрау Бенкендорф, а вы мне помогаете с той партией ювелирных изделиен. Идет? По рукам?
Речь шла о крупной партии драгоценностей, о которой недавно ему обмолвился Могель, и потом сам был этому не рад. Их продавал оптом Ахановский, являвшийся приятелем с комиссаром ПЧК Целлером. А быть посредником в сделке между «гороховым» Ахановским и главным здешним немецким шпионом Бартелсом Самуилу Ефимовичу, разыскиваемому трибуналом как эсер Могель и мошенник Ванберг, было сродни тому, чтобы присесть между двумя пороховыми бочками с тлеющими фитилями. Но цепкий немец запомнил эту обмолвку и вынуждал рискнуть «на баш».
— Вальтер, — попытался замять это Могель, — вы же знаете, что я специалист по ценным бумагам. Побрякушки — не мое дело. Та ювелирная партия находится не в моем ведении, ее перепродает один крупный спекулянт по этой части на черном рынке.
— Так познакомьте меня с тем человеком за хорошие проценты и отойдите в сторону, — алчно гнул свое Вальтер, пристукнув тростью-скипетром.
Могель усмехнулся про себя: «Тогда уж лучше свести тебя с самим Целлером!»
Больше увиливать он не мог, приказом резидента игра Муры Бенкендорф должна была быть любой ценой просвечена как излучением, открытым мюнхенским профессором Вильгельмом Конрадом Рентгеном. Эту функцию могла исполнить точная информация Бартелса — последнего или предпоследнего начальника Муры, новоявленной Маты Хари (расстрелянной год назад под Парижем).
— Яволь, Вальтер, — шутливо передразнил его Могель, — не знаю, захочет ли тот господин лично встречаться с вами, но я завтра же начну с ним переговоры об этих драгоценностях. А вы, не откладывая, пожалуйста, позаботьтесь об интересующем меня бриллиантике.
Они закончили ужин еще более сплоченными компаньонами.
На следующий день Могель-Ванберг, живущий сейчас в Петрограде по документам на имя Мовкиса Самуила Ефимовича, обедал с Михаилом Иосифовичем Ахановским в привычном для их встреч ресторанчике «Шкипер», находящимся внизу многоэтажного дома на Большой Морской.
На лысом черепе Ахановского, в отличие от плешивой головы Бартелса, не было ни одного волоска, и он казался Могелю массивным, обкатанным по сукну многих бильярдных столов шаром из слоновой кости. Пышноволосый Самуил Ефимович ехидно сравнивал верхние оконечности своих партнеров, потому что, на его взгляд, набиты они были приблизительно одинаковым хламом, но желтоватая башка Ахановского из-за более изощренного трения в отечественных условиях казалась умудреннее.
Поэтому в разговоре с ним Могель был осторожнее чем с немцем, начав издалека:
— Никак не удается, Михаил Иосифович, добыть вещи с яхты «Штандарт», о которых мы с вами беседовали когда-то. Вы ведь обещали помочь документами от знакомого комиссара, облегчившими бы действия матросиков, нацелившихся на это царское добро.