Узкоголового, с оттопыренными ушами, носатого Войкова, постоянно окутанного табачным дымом, столичные чекисты хорошо помнили по своим командировкам. Он заседал в грязной комнате на верхнем этаже Волго-Камского банка в Екатеринбурге, где размещался Уралсовет. Известен Войков был и тем, что прибыл из Германии в Россию весной 1917 года в следующем за ленинским запломбированном вагоне революционеров. Как знал Орловский, Войков имел самый красивый дом в Екатеринбурге, тратя огромные деньги на одежду, машины и застолья. Комиссар был женат, но и помешан на слабом поле, нанимая к себе на службу массу женщин и девушек.
Орловский встал из-за стола, погладил спинку павловского кресла красного дерева, перенесенного сюда из его прежнего кабинета на Екатерининской. Еще раньше оно стояло в Аничкове дворце, где проводил детство мученически убитый Государь Николай Александрович, в спинку кресла была вделана восьмиконечная православная бронзовая звезда. Резидент подошел к окну, глядя на ледяную Фонтанку, вспоминая, как прощался с Царем в Могилеве в Ставке 8 марта 1917 года.
Тогда в помещении управления дежурного генерала — бывшем зале заседания могилевского окружного суда — собрались все офицеры штаба Верховного Главнокомандующего, строевики и сотрудники разведки, среди которых стоял Орловский. Государь вошел в темной казачьей черкеске с шашкой через плечо, на груди ярко белел один Георгиевский крест.
Его Величество говорил, сильно волнуясь и сбиваясь:
— …Благодарю вас, господа, за вашу преданность. Вы, как и я, знаете, что произошло. Я отрекся от престола для блага страны. Предотвращение гражданской войны значит для меня больше, чем что-либо другое. Я отрекся от престола в пользу своего брата Михаила, но он отказался от короны. Боже, что ждет Россию… Я хочу… я надеюсь, что вы сделаете всё… враги России… Я желаю всем вам…
Мертвая тишина висела в зале, где были сотни людей. Государь закончил речь и начал обход присутствующих. Подавал руку старшим генералам, кланялся прочим, кое-кому говорил несколько слов.
Страшное напряжение офицеров, тесно сбившихся рядами у стен зала и по обе стороны высоких балюстрад отходивших от середины стен, выплеснулось — кто-то судорожно всхлипнул. Многие заплакали. Государь оборачивался к ним, стараясь улыбнуться, но и в его глазах стояли слезы. Бойцами Георгиевского батальона орденоносцев в основном были люди не однажды раненные, двое из них упали без сознания. На другом конце рухнул солдат-конвоец… Поручик Орловский плакал, впервые в жизни не стесняясь своих слез.
В дверь кабинета забарабанили, она приоткрылась. В проем сунул голову и затараторил, сияя глазами, веснушчатый паренек:
— Я — Вася Блюдцев из утро. Товарищ председатель комиссии, спымали свидетельницу на «живых трупов»! Мне сказали, что все новости по энтому делу надо докладать прежде всего вам.
Орловский оправил гимнастерку под ремнем, сел за стол.
— Пригласите, пожалуйста.
Парень пошире распахнул дверь и в кабинет шагнула женщина словно из «Стихов о Прекрасной Даме» Блока. Столь трагичен был излом ее губ и бровей, высокомерны чувственно расширенные глаза, что Орловскому сразу пришло на память:
Она стройна и высока, Всегда надменна и сурова, Я каждый день издалека Следил за ней, на все готовый…
И я, невидимый для всех, Следил мужчины профиль грубый, Ее сребристо-черный мех И что-то шепчущие губы.
Именно черно-бурой лисой было отде ано ее манто, и неуловимо-пятнистыми казались глаза дамы, словно с искрами.
Сотрудник утро доложил:
— Так что, товарищ председатель, задержали гражданку около места преступления на Малой Охте. Тама трое голых мертвяков на тротуаре валялось: бабешка и двое мужеского пола, — а эта мамзель в обмороке недалече в подворотне была, и одетая. Откачали ее, она подтвердила про «живых упокойничков».
— Почему вы говорите, что эта дама «поймана», «задержана»?
Паренек подсморкнул носом.
Да не хотела с нами идтить, как следовает показания давать. Ну и доставили силком.
Орловский кивнул ему.
— Можете быть свободны.
Тот вышел. Комиссар указал женщине на стул перед столом и осведомился: