— Андрей Петрович, трагический нонсенс, что гибель моего Мовкиса-Ванберга-Могеля спровоцировал ваш Гольгинер, — объяснял он Знаменскому случившееся.
— Мы не могли знать, что Мовкис ваш агент, — отвечал капитан, раздраженно расстегивая стоячий воротник синего суконного флотского кителя, в котором он явился сюда прямо со службы. — Посоветоваться с вами тоже было некогда. Гольгинер напоролся на доносчика Ахановского в приемной для посетителей совершенно случайно. Зато в итоге удалось разделаться с Целлером, который ведь ваш тоже старый враг.
— Да, но в контрразведывательной последней акции с подсылкой мне чекиста Милитова Целлер действовал по указанию самой Яковлевой и Гольгинера. Нельзя ли уточнить у него, чья из них это была инициатива?
— Обязательно поинтересуюсь у Альберта. Хотя, близко зная властность, стремление решать все, так сказать, со своей колокольни Валентины Назаровны, — он криво усмехнулся, — думаю, что это она приказала. Гольгинер акции против комиссаров такого уровня, как вы, не может планировать, насколько я знаю. А вот почему действовать против вас Яковлева приказала, спрашивать мне ее неблагоразумно. Да я и не веду с ней прямых деловых разговоров, а так, коли у самой Валентины на какую-нибудь служебную тему язык развяжется, то, конечно, поддерживаю оживленную беседу, — он снова хмуро улыбнулся.
— Теперь, после занятия Гольгинером целлеров-ской должности многое может проясниться. Я, Андрей Петрович, несмотря на понятную конспирацию моей Орги и от коллег белого подполья, вынужден приоткрыть вам свои карты, — тоже невесело взглянул на него Орловский, вспомнив, что лишь в крайнем, «козырном» случае собирался это делать. — Я постоянно агентурно воюю с Гороховой. Раньше главным моим противником там был Целлер, который подсылал ко мне еще весной провокатора и филеров. А я довольно успешно отыгрывал ему разными акциями, потому что у меня был агент, вхожий на Гороховую, — упомянул он Ревского.
— Ваш человек погиб?
— Слава Богу, цел, но как разведчик провалился, ушел за кордон. И в последнее время то, что затевается против меня или моей сети на Гороховой, для меня секрет. Приходится контратаковать по мере возможности и сопоставления разных или случайных обстоятельств. Вот, например, случай с «сапожником» Милитовым. Хорошо хоть из него удалось вынуть, что заслал его Целлер, а потом того припереть к стенке.
— Это в каком смысле? — уже без напряженности, прихлебывая из высокого стакана пиво, которое они пили, осведомился моряк.
— А в совершенно прямом — отвел к Целлеру Милитова и пригрозил Якову Леонидовичу, что за эдакое подагентуривание меня, председателя Центральной уголовно-следственной комиссии СКСО, я вместе с Крестинским дойду с жалобой до Дзержинского и Совнаркома. Вот тогда Целлер и рассказал, что идея направить ко мне Милитова исходит не от него, а от Яковлевой с Гольгинером.
— Думаю, что Целлер был не до конца откровенен, он должен был знать, почему Яковлева приказала приставить к вам персонального разведчика.
— Наверное, вы правы, Андрей Петрович, но у меня не хватило компрометирующего Целлера материала, чтобы выяснить все начистоту. Поэтому я и прошу вас, чтобы теперь на допросах Целлера ваш Гольгинер окончательно уточнил эту историю, ежели сам не обладает информацией по яковлевской линии. Иначе хоть Оргу закрывай, не знаю, чего еще ждать от вашей близкой знакомой, — сардонически улыбнулся Орловский, не в силах удержать иронию при виде киснущего красавца-капитана, когда всплывало очередное упоминание о его «даме».
Тот, отводя глаза, недовольно кивнул:
— Хорошо, хорошо, Бронислав Иванович. Стоит ли об одном и том же столь подробно? И потом, вы уж слишком хватили насчет «закрытия» Орги.
Орловский снова стал серьезен, провел ладонью по высокому лбу:
— А что поделать, когда чувствуешь себя будто на прицелах сразу из нескольких точек?.. Сворачивать налаженную мной в Петрограде агентурную сеть, конечно, начальство не позволит, но мне лично, возможно, придется скрыться. Я, видите ли, кажется, излишне доверился одной весьма ловкой даме, — сказал он о Муре Бенкендорф. — Вам ли не понять такую опасность?
Теперь моряк посмотрел на него открыто, заметив с веселым сочувствием:
— Шерше ля фам: ищите женщину, — хоть с красной, хоть с белой стороны. В общем-то, это лишь нам, мужчинам кое-когда и в кое-каких обстоятельствах кажется, что мы переигрываем слабый их пол. А они, по-моему, всегда убеждены, что конечная победа будет за ними. И вдруг дамы правы?