После длинного ряда поручений жене Арни поднялся, нахлобучил треух и, сверкнув глазками, кивнул на дверь. Они вышли на улицу и двинулись к границе, вскоре оказавшись в полной темноте.
Со стороны реки к ним навстречу стала приближаться красная точка горящей папироски.
Вскоре ее курильщик возгласил:
— Стой! Кто идет?
— Это Арни, местный хозяин! — вальяжным голосом откликнулся спутник Орловского.
Если б не этот, неизвестно откуда взявшийся небрежный тон чего только не моловшего до того финна, резидент был готов выстрелить из кольта, уже выдернутого из кармана немецкой шинели.
К ним с винтовкой наизготовку приблизился пограничник, видимо, только что сменившийся с поста. Узнав Арни, он опустил ствол и внимательно осмотрел Орловского с растрепанной бороденкой и усами, в надвинутой по так же приклеенные брови немецкой солдатской бескозырке.
Финн панибратски затараторил:
— Да, да, мы шагаем с нашим германским камрадом через границу. Мы уже проделывали все это. Не надо так нервничать, товарищ! Мы ведь тоже товарищи. Этот человек хочет распространять коммунистические идеи среди своих соотечественников, а ты собирался его застрелить? Какой же ты после этого товарищ?
Солдат пограничной стражи закинул винтовку через плечо, докурил цигарку и бросил ее в снег. Промерзшему за ночь, уже не отвечающему за пост часовому не было особого дела до шатающихся по приграничью «камрадов»:
— Если он хочет заняться подготовкой всемирной революции в Берлине, удачи ему. Чем быстрее она совершится, тем раньше я смогу протопать по их знаменитой Фридрихштрассе.
Орловский в ответ разразился благодарственным потоком слов на смеси немецкого, польского и русского языков. Пограничник хлопнул его по плечу и зашагал дальше.
Арни прислушался, оглядываясь, и скомандовал:
— Надо подождать с полчаса, пока не разойдутся все сменившиеся с постов.
Он свернул с дороги и повел Орловского через сугробы к чернеющему неподалеку сараю. В нем оказалась заброшенная столярная мастерская. Здесь они пересидели, поглядывая через полуоткрытую дверь в сторону смутных очертаний кустов вдоль Сестры, которая была капканом и мостом к свободе.
Вернувшийся к невеселому настроению Арни, человек, конечно, больше фаталистический, как все контрабандисты и проводники, сказал:
— Там по берегу через каждую тысячу шагов стоит часовой стражи. Что же, пойдем и испытаем последнюю опасность.
Орловский, поднимаясь с чурбака, заметил:
— Оставалась одна четверть опасности. Сколько же ее теперь?
Финн подсморкнул носом и произнес с теплотой:
— А вы шутник! Я старался немножко напугать вас, чтобы вы были ответственным. Вижу, что зря. Это хорошо, что не унываете. Как вас звать?
Резидент сказал настоящее имя:
— Виктор.
— Виктор — это уже почти победа! Нам осталась всего лишь осьмушка опасности.
Вскоре они двинулись вне дороги, утопая в снегу, к прибрежным кустам. Около них Арни сбил на затылок сползающий на глаза рысий треух, орлино огляделся. Потом он низко пригнулся и осторожно раздвинул ветви, показывая, чтобы и Орловский резко не отпускал их.
Берег надо льдом Сестры был крут, но глубоко заснежен, и перебежчики скатились вниз, взрыхляя борозды. Глухая ночь с беззвездным небом, по которому мглисто плыли тучи, была отличной для их последнего броска вперед.
Арни, успокаивая дыхание, в последний раз прислушался, огляделся и прошептал, прямо указывая рукавицей:
— Там Финляндия и свобода.
— А я сейчас вспомнил, что всего несколько дней осталось до Рождества Христова, — сказал Орловский, снял бескозырку и перекрестился.
Они быстро двинулись вперед. Черные шатры кустов противоположного берега росли и плясали в глазах Орловского. Вдруг сзади ударил выстрел!
Сразу же откликнулись другие винтовки. Бах-бах-бах! — раскатисто метнулось по реке. Пули взвизгнули над головами, ударили по голому от снега льду на середине реки. На Сестру обрушился ливень лучей прожекторов, в котором стали хорошо видны рослый в треухе, кожухе и одетый в бескозырку, шинель перебежчики.
Первым и сразили длинного Арни. Он вскрикнул, остановился, попробовал ковылять на простреленной ноге, но упал. Орловский бросился на лед рядом с ним, пригибая голову от града пуль.
— Надо идти, надо не обращать внимания и бежать, Виктор, — горячечно объяснял Арни. — Это молодые чекисты, эта сволочь плохо умеет стрелять.