Яковлева была дочкой московского рабочего-зо-лотолитейщика, курсисткой занялась революционной деятельностью и вышла замуж за такого же рьяного социалиста, профессора Московского университета, директора Московской обсерватории П. К. Штернберга, ставшего большевиком в 1905 году. Варвара Назаровна не раз сидела, бежала из нарымской ссылки в 1910 году, и в годы эмиграции сблизилась с Лениным и Крупской.
Понятно, ленинская сторонница Яковлева, бывшая секретарем Московского областного бюро ЦК РСДРП (б), членом боевого центра по подготовке и проведению октябрьского восстания в Москве, пришлась по сердцу Зиновьеву. Она от ВЧК прибыла в Петроград в середине августа для раскрытия и ликвидации «заговора послов», и возглавила ПЧК, как только Зиновьеву удалось избавиться от Бокия.
В этой кутерьме Целлеру удалось не только уцелеть, но и якобы случайно убрать с дороги прибывшего из Москвы с Яковлевой чекиста Портновского. Тот внимательно занимался делом целлеровской пятерки, люди которой показали на следствии, что часть награбленного при обысках и на таможнях они отдавали Якову Леонидовичу. Портновский весьма удачно подвернулся Целлеру, ворвавшемуся с «возмущенной толпой» в английское посольство на Дворцовой набережной для расправы с «заговорщиками».
Об этом Целлер в своей докладной сбивчиво написал так: «Когда мне было предписано шов. Дзержинским захватить посольство и произвести там обыск, то мною наскоро было собрано человек 10 комиссаров и разведчиков, и мы туда поехали.
Быстро войдя в парадный ход, расставив у нижних дверей людей, мы с тов. Шейнкманом, Кулем, остальных не помню, поднялись наверх, свернули в левую дверь и по коридору налево вошли в канцелярию. Когда я просил людей там поднять руки вверх, то Шейнкман быстро выбежал из комнаты, и тотчас же раздался сзади меня на коридоре выстрел и крик Шейнкмана: «Я ранен, спасите меня». С этим криком он вбежал ко мне в комнату, где я стоял с револьвером в руке.
В это время на коридоре продолжалась стрельба, я бросился из комнаты на коридор, где видел, что из темного угла коридора бегут люди. Впереди бежал человек с приподнятым воротником; кажется, в кепке. Я выстрелил, в это время человек упал. В тот момент я не знал, упал ли он от моего выстрела или вообще от выстрелов, но в это время раздался крик: «Не стреляйте, свои». Кто это крикнул, я не помню, я вернулся в комнату, где успокаивал Шейнкмана, так как он сильно стонал.
Вскоре Шейнкмана и второго из коридора вынесли. Ко мне в комнату стали вводить задержанных в других комнатах, и я приступил к обыску и первому устному допросу. После этого я захватил документы, отобранные у англичан, и поехал в комиссию, предварительно отправив сюда арестованных…
Вечером в комиссии у меня был разговор с тов. Бальбеко. Он мне сказал, что, кажется, моя пуля уложила нашего сотрудника из Москвы. Судя по всему, Портновского смертельно ранил я. Обстановка для стрельбы и вообще для боя была невероятная и, если стрельба продолжалась бы на коридоре, то безусловно были бы еще жертвы».
Странно, что опекавшая эту операцию Яковлева не возмутилась гибелью приехавшего с нею из столицы Портновского. Более того, она не только снисходительно отнёслась к роли Целлера в деле его расстрелянных подчиненных, а и оправдала еще одного будущего целлеровского комиссара. Этот Гольгинер происходил из семьи торговца, представлявшего интересы некоторых английских фирм в России. Гольгинер-старший неоднократно бывал в Англии с сыном, которого впервые арестовали еще в июле 1918 года по подозрению в шпионаже в пользу Британии.
Уже председателем ПЧК Яковлева допрашивала Гольгинера и освободила его, якобы потому что арестант выдал конспиративную квартиру маститого английского разведчика Гилеспи, он же Джон Меррет. А после этого Варвара Назаровна предложила Гольги-неру работу в ЧеКе. Это был нонсенс!
Орловский, раздобывший копию докладной Целлера через своего агента Ревского, от него же питался сведениями по гольгинеровской истории. Но Ревскому удалось подслушать лишь маловразумительные объяснения Гольгинера одному из его приятелей:
— Яковлева рассказала, что я арестован по ложному доносу. Потом она объяснила, что меня приняли на службу с согласия президиума ЧеКи.
Как бы то ни было с Гольгинером и его английскими связями, Орловскому, зашедшему на Гороховой в ЧеКу по своему удостоверению, было ясно одно. Раз даже бывший арестант, подозреваемый в шпионаже, оказался в комиссарах под крылом непотопляемого Целлера, сам Яков Леонидович пришелся ко двору и новой председательнице.