Примерно в 2 часа ночи я, капитан Вакье и Зай были арестованы комиссаром в сопровождении вооруженных красногвардейцев. Произведенный у Зая обыск привел к обнаружению двух револьверов, один из которых принадлежал мне, а также суммы денег в размере 30700 рублей из фондов разведслужбы. Эти средства были предоставлены агенту Заю на служебные нужды на тот случай, если Военной миссии удастся перейти в Финляндию. Обнаружение револьверов и денег привело в ярость болыиевицкого комиссара, поскольку это произошло на следующий день после убийства председателя Петроградской Чрезвычайной комиссии.
В ЧК мы были подвергнуты новому допросу, впрочем, весьма краткому, после чего посажены под замок в большом зале караульного помещения, в котором обнаружили нескольких французов, в числе которых были заместитель торгового атташе г-н Дарси и и. о. главы торговой миссии г-н Мазон, арестованные накануне.
На следующий день, 3 сентября, мы все были переведены в Петропавловскую крепость и распределены по камерам Трубецкого бастиона.
17 сентября, после 13 дней особо тяжкого тюремного режима мы были отправлены под эскортом в Москву, где на следующий день к нам присоединился г-н Дарси, свободно приехавший из Петрограда по вызову Чрезвычайной комиссии.
Первому допросу я подвергся примерно 30 сентября. Г-нДелафар, который допрашивал, упрекнул меня в том, что во Франции мне было поручено следить за русскими политическими эмигрантами, и в отдаче приказаний на высылку Троцкого.
Спустя два дня я предстал перед последним, который сперва меня не узнал, но затем вспомнил, потому что я «единственный чин французской полиции, который был ему неприятен». Однако Троцкий утверждал, что наши прошлые недоразумения никоим образом не повлияют на ход моего дела, и при мне отдал соответствующие приказания Делафару.
8 октября я был заключен в Бутырскую тюрьму. 14 числа того же месяца меня отвели в здание Чрезвычайной комиссии, и комиссар-допросчик Делафар обвинил меня в шпионаже. «Вчера, — сказал он мне, — мы арестовали членов Московской военной миссии, и двое ее членов сказали, что вы являетесь руководителем французской разведывательной службы в России». В подкрепление своего обвинения Делафар зачитал мне отрывок документа, составленного на русском языке (протокол очной ставки или рапорт агента), содержащий утверждение, что «все сведения проходят через капитана Фо-Па». Для ответа я потребовал очной ставки со свидетелями, и комиссар Делафар не стал настаивать на своем утверждении. Допрошенный затем о роли различных членов миссии, я категорически отказался отвечать. Г-н Делафар тогда не скрыл от меня, что намерен установить виновность каждого члена миссии, чтобы предъявить персональные обвинения.
В связи с моим отказом отвечать на его вопросы комиссар Делафар поместил меня в камеру размером полтора на два метра, где уже находились двое других заключенных, в которой я содержался в течение пяти дней, после чего вновь был направлен в Бутырскую тюрьму.
Агент Зай, освобожденный 12 октября, умер спустя две недели вследствие заражения тифом в Бутырской тюрьме.
К этому была тщательно зашифрованная другим кодом приписка, что в Бутырской тюрьме сейчас также содержится агент их службы Иван Федорович Манасевич-Мануйлов, недавно арестованный за попытку нелегального перехода границы.
Последнее сообщение особенно не понравилось Орловскому. Ловкач Манасевич-Мануйлов, знавший Орловского едва ли не как облупленного, мог вполне навести на новый след его высокородия, если ВЧК стало бы это выяснять всерьез. Как специалист сыска и, так сказать, природный агент, Иван Федорович по классу превосходил, возможно, и Ревского.
В императорском Департаменте полиции, с которым связались все помыслы и жизнь Манасевича-Мануй-лова, о нем значилось:
«Еврейского происхождения, сын купца, лютеранского вероисповедания, окончил курс в реальном, училище Гуревича. Еще учеником училища обратил на себя внимание известных в Петербурге директора Департамента духовных дел А. Д. Мосолова и редактора газеты «Гражданин» князя Мещерского, взявших его под покровительство. Юношей приняв православие, он при содействии князя Мещерского и Мосолова поступил на государственную службу».
Чиновник по особым поручениям Министерства внутренних дел Манасевич-Мануйлов, поработав в Ватикане, в 1902 году так же в роли журналиста был командирован лично министром В. К. Плеве в Париж для сбора агентурной информации и подкупа крупнейших французских газет, нацеливания их против российских революционеров-эмигрантов. С началом русско-японской войны Иваном Федоровичем была учреждена внутренняя агентура при японских миссиях в Париже, Гааге, Лондоне. Он организовал особое отделение при Департаменте полиции, которое, помимо наблюдения за шпионами, добывало агентурными путями шифры иностранных государств. Им были получены дипломатические шифры Северо-Американских штатов, Китая, Болгарии. Румынии.