Заметало снегом вокруг, вихри скрывали шикарные особняки, трущобы, весь этот краснознаменный город. Казалось, будто стоят двое русских, как век назад, случайно столкнувшись на Цветном бульваре, и православно горюют о герое, павшим на обычной для Империи войне. Но это сражение было последним в ее истории, потому что убивали и предавали друг друга люди самого Царства.
неслось из трактира.
Поручик Лейб-Гвардии Гренадерского полка поклонился, прощаясь, и проговорил:
— Тигран больше никого не предаст.
Алексей шел в снежной пыли, не сгибаясь от ударов ветра, даже подставляя вьюге раскрытую грудь. Ближе к Сухаревке он застегнулся на все крючки казакина вплоть до его стоячего воротника и переложил револьвер во внешний карман, чтобы по старой привычке ощутить себя как в плотно пригнанной форме.
Поручик подобрался к магазину Тиграна с того пустыря, через который ушел от облавы Орловский. Прекрасно знающий все заведения и закутки Сушки, Алексей быстро осмотрел и прослушал скрипящие, стонущие в метели входы-выходы магазина и его окна. Тигран сидел за конторкой в полуосвещенном зале над амбарными книгами.
Гренадер было собрался застать армянина врасплох, но остановился, решив еще понаблюдать по народившемуся у него среди фартовых суеверному обыкновению не лезть, ежели что-то не «личило», то есть безотчетно настораживало. В этот момент из-за двери в задние комнаты вышел, зевая, человек в кожаной тужурке и, подойдя к керосиновой лампе, около которой сидел Тигран, прикурил папиросу.
Чекисты продолжали держать здесь засаду! Отпрянул поручик от окна, следовало отправляться в гнездышко у Бакастова за подмогой.
В трактире Бакастова было пустынно в этот час — самое рабочее время для его постоянных фартовых посетителей. Лишь по углам торчала незначительная уголовная публика да на бильярде в одиночку гонял со скучным видом шары Мишаня-скокарь. Гренадерский поручик подошел к нему, расстегивая казакин, снимая шапку.
— Алеша! — радостно воскликнул курносый, светлоглазый Мишанька, — составь партию. Давно уж жду кого-то из серьезных ребятишек.
— Ты чего как пехтеря прохлаждаешься тут? Иль уже амба всем богатым квартирам на Москве? — поинтересовался поручик.
Как это амба? — изображая строгость, глянул на него скокарь, как по-иному называют «домушника». — У меня от такого предположения может заболеть пузо… Просто выходной у меня сегодня. Положен отдых для возврата здоровьичка пролетарию фомки и отмычки? Аль не пользуюсь я всеми правами трудового народа?
Алексей усмехнулся, закурил папиросу, осведомился:
А продолжишь для укрепления здоровья шары гонять, если б услыхал, что на Сушке, в двух шагах от Бакастова дожидаются «углы» с рыжевьем и побрякушками? — сказал он о чемоданах с золотыми изделиями и ювелирными драгоценностями.
Мишаня обиженно вздернул и так «взлетающий» нос:
— Я сказал, что нахожусь в отдохновении, а не на том свете. Чего же те «углы» дожидаются аж на самой Сушке?
— Чекисты их якобы наживкой держат у Тиграна в магазине.
Бросил кий на биллиард скокарь, придвинулся к гренадеру поближе.
— Так, так, так… Это с тех дел, что чрезвычайка на днях там делала облаву?
— Ага, и теперь под видом засады чекисты-ухари держат в магазине охрану груза, который должен утром уйти. Это я все знаю от верного человека из офицеров, какой затесался на Лубянку. Золотишко же и побрякушки награблены чекистами в обысках, они желают через Тиграна перекинуть их за границу контра-бан дно. Чекисты давно его для таких дел приладили, потому как он антиквариат постоянно гоняет туда, а валюту и ходовой у нас товар — обратно. Заодно прихватывают на облавах кто попадется.
— Сколь же охраны сейчас у Тиграна? — быстро соображал Мишаня.
— Я заметил лишь одного в кожанке. Думаю, что с ним от силы еще парочка. Тиграна не считаю.
— Так, так, так… Надо бы нам еще одного «делового», — Мишанька пошарил глазами по трактиру. — А с другой стороны, это ж давать ему цельную долю? Как считаешь?