— Курить — бесам кадить!
Психопат Куренок не выдержал. Он запалил папиросу, затянулся ее дымом до треска скверного табака и сплюнул Гробу под ноги со словами:
— Вы кого решили учить жистянке? Вы кто такие на Питере и Москве, остолбени? Вас где еще на Расее знают?
— А при чем тут наша известность? — тоном пониже спросил Гроб, нацеливаясь антрацитовыми плошками с землистой, «черепной» морды.
— При том, орясина, что нам с Кошельком — потомственным фартовым — с такими захухряями вязаться не в цвет. Ты на питерской большой дорожке со своими замогильными промышлял без году неделю, а здесь на Ваганькове уже костями лег. И хочешь нас с Яшей учить пить-курить? — разошелся Куренок, потому что церемониться ему уже было нечего — выполнил задание для «хвоста» Ревского.
— А при чем тут Кошельков? — долбил Гроб.
— При том, что он заправляет с Сабаном на Москве, а меня на Питере знает вся Лиговка. Кто и где знает тебя?
Стукнул о пол своей «саблей» Заступ:
— Хорош без толку зевло открывать! Чего взялись за правилку? Для того ли, уважаемые братцы, мы собрались? Мы ж все свои, с Петрограду.
— Вот именно, — примирительно сказал и Куренок, — будем же только о деле.
— Давайте, — проговорил Гроб и соизволил взять соленый огурец, надкусить его редкими кривыми зубами под бледными деснами. — Мы вам зачем в этих налетах?
— Известное дело, — отвечал Куренок, возводя на него глазки, переставшие ежесекундно мигать, и указывая Фильке налить по второй рюмке, — вы ж мастера заворожить клиента. Ну, имею в виду насчет разной страхоты и ужаса. Тада мы станем глушить кассиров пачками. Они сомлеют беззвучно и охрана сразу не трекнется, меньше стрельбы.
Гроб погрыз огурец, поглядел по сторонам ужасными глазами, соглашаясь:
— Это можно, но только для умопомрачениев. В бой влезать уж у нас тут нету сил. Из троих раненых на Ваганькове двое концы отдали, один остался увечным. Налицо вся кладбищенская наша рота — я да Заступ.
Куренок с Ватошным выпили, все некоторое время ели. Особенно натужно работал Заступ, видимо, уважающий это занятие.
Филька поинтересовался:
— А чего ж остальные сюды не подъезжают? Девка-то у вас еще была.
Скелетное лицо Гроба снова застыло в маску и он объяснил:
— Не могут они перемещаться на длинные расстояния. Не в состоянии упрыгнуть от Мамки-Сы-рой-Земельки, что их на Питере благословила да пригрела.
От этих слов, прозвучавших крайне зловеще и уныло, у Куренка снова заплясали глаза, а набожный Ветошный перекрестился и все же снова спросил:
— За сыру земельку, значит, держитесь?
— А то как? — вступил в беседу, рыгнув, Заступ. — Как и все! Оттуда вышли, туда и уйдем. Главное — она, не небо, как внушают попы. Много ты чуял от солнца сушеного да от луны холодной? А земелька всегда оживит, ежели впитаешь от нее дух. Мамка-Сыра-Земля все время под нашими ногами, по ней ходим, на ней спим, с нее едим.
Куренок нервно курил, отводя глаза. Филька, словно поддаваясь остановившемуся на его переносице взгляду Гроба, продолжал спрашивать:
— Во-он как, ладило б вас… — осекся он перед эдакими вещателями, сказав любимую присказку. — Понимаю — такая леригия. Что же, и учителя, наставники у вас есть?
— Обязательно! — воскликнул Заступ и приподнял мешковину. — Вот мой.
Налил «бритвочки» себе Куренок, быстро выпил, сплюнул в сторону прохода и позвал подручного:
— Пора нам.
Гроб перевел жало взгляда на него и вдруг крикнул тонким голосом:
— Зачем плюешь? Ты уже второй раз плюнул. За что на земельку плюешь, плесняк куриный? Я отучу тебя греховодить!
— Что-о? — примерно так же взвизгнул Куренок. — Труп ты ходячий! Я тебе помогу улечься в мамку-земельку…
Он сунул руку в карман пиджака за револьвером. Однако Заступ мгновенным движением сдернул мешковину со своего оружия, взмахнул им и снес голову Куренку по плечи!
Она, крася пол, растрепанной тыковкой покатилась в проходе, из обрубка шеи ударила кровь. Гроб костяным пальцем ткнул в грудь остаток Куренка, и тот вместе со стулом загремел вслед за головой.
Филька остолбенело глядел, почему-то не в силах двинуть ни рукой, ни ногой. В зале, кроме них, так никого и не появилось, было тихо, словно не произошло ничего особенного.
Гроб аккуратно взял с тарелки щепотку квашеной капусты, отправил ее в растянувшийся рот и объяснил Ватошному: