— Да-с, такие бывают. Им и земля нипочем… Когда крышку, на гроб тому обломаю прибивали, так старшой наш Герасим Сидорович сам видал, как он рожу сморщил, будто чихать желание имел.
Орловский все же улыбнулся. Могильщик грустно и поучительно произнес:
— Вы на мои слова, товарищ, не смейтесь. У нас практическое дело за много лет, всяко видывал. Упокойный в вежливом положении тоже всякое имеет поведение. Возьмет и чихнет, а живой человек умом сре-шится… Выходит: помереть не помрет, только время проведет по нечистого духа вразумлению…
Его высокородие понял, что не найти ему лучшего агента для поиска в Петрограде Гроба и оставшихся попрыгунчиков.
Вечером этого дня дома на Сергиевской Орловский услышал легкий, эдакий вкрадчивый стук в д верь, а когда ее открыл, увидел на пороге графиню Муру Бенкендорф.
Она вошла словно в свою прихожую, весело глядя на него искристо-пятнистыми глазами. Была в манто, лайковых перчатках, белом пуховом шарфе и в таком же берете, модно надвинутом низко на лоб и на одно ухо. Сбрасывая шубу на руки Орловского, воскликнула с неувядаемым английским акцентом:
— Ах, у тебя есть водка, чтобы согреться от морозной улицы?
— Непременно, дорогая, — сразу попадая в ее дамскую власть, отвечал агентурщик и, вешая шубу, невольно отметил, как плотно сидит на Муриных бедрах черная шелковая юбка в складку, а на бюсте — блузон с «верхним просветом».
Он проводил ее в столовую, ушел в кладовку и вскоре вернулся обратно с графином водки и бутылкой отличного «божоле» из неиссякаемых запасов прежних хозяев этой квартиры.
Они стали пить водку, потом вино из севрских хрустальных рюмок, закусывая картофелем «в мундире».
Мура, белозубо улыбаясь, встряхивая кудрями, распущенными на лоб и плечи, повторяла:
— У тебя здесь гораздо уютнее, чем в квартире генерала Мосолова.
— Откуда ты узнала мой адрес?
— Ах, мне кто-то подсказал у вас на Фонтанке, когда я там оказалась.
— Что? — удивился Орловский. — Никто тебе в Комиссариате не мог этого сказать.
Мура будто не услышала его слов, взяла со стола декоративную фарфоровую тарелку, скользнула взглядом и назвала по-английски изготовившую ее керамическую фабрику.
— «Браун-Вестхед, Мур энд Компани». — Продолжила по-русски: — Почти: «имени Муры»… Каковы роспись, позолота, серебрение! Такие делали в конце девятнадцатого века в английском Стаффордшире.
Впервые насторожившийся в отношении графини Орловский заговорил о начале их знакомства:
— Кстати, ты все еще являешься свидетельницей по делу о налетах попрыгунчиков. В Москве часть прибывшей туда банды удалось перестрелять, но главарь по кличке Гроб ушел. Ты должна хорошо помнить Гроба из всех налетчиков по высокому росту, как и его близкого помощника, действовавшего особенным холодным оружием, — упомянул он и Заступа.
Мура прекрасно продемонстрировала свое свойство не отвечать прямо на поставленный «наотмашь» вопрос. Ее умное красивое лицо внезапно приняло сладкое, лукавое выражение, оно сделалось «кошачьим». Графиня с полуулыбкой тянула трубочкой пурпурно накрашенных губ вино и молчала.
— Дорогая, — уже следовательски насел Орловский, — ты запамятовала человека, сообщившего тебе в Комиссариате юстиции адрес председателя Центральной уголовно-следственной комиссии. Однако вряд ли ты могла забыть впечатления, полученные тобой в крайне опасных обстоятельствах. Опиши мне, пожалуйста, подробнее двух упомянутых мною налетчиков.
Ее лицо ни на йоту не изменилось, графиня не собиралась вдаваться в почему-то ненужные или опасные для нее ответы.
Резидент вспомнил из разговора о ней в этой же столовой с лейб-гренадером Моревым, что после исчезновения Муры летом, якобы для поездки к детям в Эстонию, Локкарт так же не мог добиться от нее определенного ответа. Он вспомнил, что Морев сказал, цитируя резидента английской разведки Бойса: «Мура не принадлежит ни к вышивающим, ни к приседающим бывшим барышням. Она умна, жестка, знает чувство ответственности на мужском уровне. Сознавая свои силы, опирается на собственные прелести, здоровье, энергию, очарование. Графиня умеет находить людей, ладить и жить с ними. Это исключительная женщина».
Ничего Орловскому не оставалось, как пошутить на отвлеченные темы:
— Недаром еще твоей прабабушке Пушкин посвятил стихотворение.
Ее лицо вмиг отвердело.
— И не одно!
— Разве? Я-то имел в виду «Портрет».