— Если не ошибаюсь, Кусьмерский был коллегой Шевары с дореволюционных времен, — вспоминал Алексей рассказы Орловского.
— Так точно. Поэтому он поверил провокатору Шеваре и взял его в помощники. Шевара отдал под наблюдение чекистских филеров всех членов группы Кусьмерского, потом их арестовали.
Слушая историю о переходе на сторону советских бывшего патриота Империи, Алексей удивлялся. Только что оказавшись в борьбе с Советами, он не имел опыта видеть такое своими глазами или узнать о предательстве кого-то из близких. Оба вновь обретенных после революции однополчанина — Морев и Мурашов — несокрушимо отстаивали старую Россию, Белое Дело, и Буравлеву страстно хотелось, чтобы не было исключений. А если они происходили, то, был уверен поручик, Божья кара неотвратима.
Поэтому он спросил с особенным отвращением:
— Отчего же с этим господином расправились его новые друзья?
— Обычная история, — словно вторя его мыслям, ответил Костя. — Я ее хорошо знаю, потому что тут фигурируют революционные морячки. Для отлова контрабандистов и других операций Шеваре дали отряд матросни под командой некоего Полякова. Они пьянствовали и устраивали незаконные реквизиции. Шевара стал возмущаться, матросики немедленно решили его убрать. Я даже приблизительно помню текст телеграммы Полякова Дзержинскому, уже переехавшему в Москву. Ее копию с Гороховой выдали наши люди вместе с другими текущими документами. Что-то в таком роде: «Шевара нас продал, факты налицо, жду экстренного разрешения принять самые суровые крайние меры. Он желает меня убить».
Рассмеялся Буравлев от артистического представления этого Костей. Тот при декламации текста рванул рубаху на груди, перекосил лицо. И оттого, что нависала «ступня» его подбородка, придурочно закатились под густые брови глаза, гримаса вышла внушительная. Летучая мышь тени на стене, отпечатавшая приподнявшуюся громаду плечей поручика, довершила страшненький образ товарища Полякова, приговаривающего на манер старорежимного недобитка-начальника.
— Сработало воззвание к железному Феликсу? — спросил Буравлев.
Костя махнул рукой:
— Да они ответа и ждать не стали. В два дня сами матросики провели «ускоренное» следствие по проискам товарища Шевары и ликвидировали его якобы при попытке к бегству. Так ненавидели чистоплюя и озверели, что добивали того раненным в упор в голову сорока винтовочными выстрелами. Представь, что от шеваровской умной башки осталось. Через месяц из-за безобразий этот отряд расформировали и запретили назначать его матросов разведчиками. Тем не менее, сам Поляков не только избежал наказания за произвол и анархию, но и пошел на повышение в ВЧК.
По коридору за дверью кто-то из пролетарских соседей шел по направлению к здешнему, теперь общему туалету. Оступился в темноте, ударился обо что-то, грязно выругался.
Когда эти звуки стихли, Алексей, попавший в офицерское училище после того, как бросил учиться в университете, с сердцем произнес:
— А помнишь, как вдохновительница этих, сволочь-интеллигенция, «ходила в народ»? Как учила его насчет обещанной еще декабристами «святой» революции и певала вот с этими в обнимку ночками темными:
Поручик Мурашов сел рядом с другом, обнял его за плечи и сказал:
— Плевать. Давай наш марш.
Они тихо-тихо завели:
В эти декабрьские дни агенты Орги Буравлев и Могель отлично справились со своими заданиями.
Сведения, полученные ими об одновременной работе в Морском генштабе капитана Знаменского и комиссара Гольгинера, подтверждали подсказку де Экьюпаре из Гельсингфорса Орловскому.