Он хорошо знал о жестокой войне и на чужой территории германской и британской разведок. Например, однажды на явку Сухаревского магазина Тиграна прибыли четверо курьеров Хилла, бежавших с Украины, где их едва не перестреляли немцы. Хилл дал им адрес главного конспиративного центра секретной германской службы в Москве. Украинцы-курьеры ночью забросали этот дом зажигательными бомбами, разрушив его вместе со спящими от крыши до подвала.
Орловский, боровшийся с немцами и на фронте, и в императорской контрразведке, был их рьяным противником до начала Гражданской войны. Однако в последнее время он видел, что союзническая Антанта была больше озабочена тем, чтобы использовать любую Россию для своей победы над германцами в Великой войне, чем свержением в ней большевизма. Как и каждый имперский патриот, Орловский не мог забыть, что деньги немецкого генштаба, его поддержка ленинцев во многом обусловили октябрьский переворот. Но как контрразведчик он знал, например, и тот факт, что французы тоже экономически помогали эсерам, входившим в правительство Керенского.
Ему очень не нравилось, что в период «брестских» отношений советские и немцы во многих вопросах шли рука об руку. Однако монархист Орловский вообще плохо переваривал республиканскую Францию, англичан, почти ни во что не ставящих своих королей. Союзники, в придачу с совершенно расхристанными америкашками, уже отчетливо понимал он, ежели и помогут Деникину на юге, Колчаку на востоке, Миллеру на севере победить, то никак не для восстановления самодержавия. Зато резидент прекрасно знал итоговый документ проходивших в начале октября в Пскове заседаний представителей русского офицерства и германского командования по условиям формирования русской добровольческой армии, самый «монархический» пункт которого гласил, в крайнем отличие от «непредрешенческих» деклараций деникинцев, колчаковцев и белых в Архангельске: «Армия по окончании формирования приводится к присяге Законному Царю и Русскому Государству».
Не «сбылась» эта Северо-Западная армия царского кроя лишь из-за революции, разразившейся в ноябре в России и в кайзеровской Германии.
Вот поэтому с некоторых пор Орловский приглядывался к петроградскому резиденту немецкой разведки Бартелсу больше не как к врагу, а как к возможному новому союзнику. Дело в том, что и заговорщицкая организация «Анонимный Центр» среди деникинцев, в которую Орловский входил, предполагала использовать помощь Германии в восстановлении монархии в России. Ее легальной политической базой был монархический Союз русских национальных общин.
«Центр» предполагал сменить начальника штаба Деникина генерала Романовского, заслужившего прозвище «социалист», на своего человека, а при необходимости сместить и февралиста Антона Ивановича. Давнишний шеф Орловского генерал Батюшин входил в Совет организации, имевшей филиалы, занимавшиеся дислокацией добровольцев, и в провозглашенном заговорщиками правительстве должен был получить портфель министра внутренних дел. Наряду с ним в руководство «Анонимного Центра» входили или его Совету помогали авторитетнейшие генералы Драгомиров-младший, Кутепов, Тимановс-кий, Май-Маевский, Врангель, Юзефович, Слащев, адмиралы Ненюков, Бубнов.
Однако все же то, что графиня Бенкендорф оказалась немецкой агенткой, было для Орловского больше неприятностью, потому что теперь она обманывала не Локкарта, а его. И как бы ни сложились будущие отношения белых монархистов с немцами, ему Муре нельзя было доверять, потому что «не уставала» работать она на государство, с которым годы воевала Россия. Выходило, что графиня при любых обстоятельствах больше оставалась «бенкендорфихой», нежели патриоткой своей Родины. Немцы могли понадобиться русским монархистам лишь для замены либеральной Антанты временными союзниками, в этом случае их разведке можно было помогать, как пока сотрудничал Орловский с французами и англичанами. Мура же, очевидно, была на стороне немцев давно.
Для того чтобы вникнуть во все это, так сказать, предметно, Орловский и пригласил сегодня Муру к себе домой. Он пожарче топил печку, потому как графиня останется ночевать. Она любила нагишом прогуливаться по комнатам, чего лишилась в своем закутке у генерала Мосолова.
Когда Орловский подбрасывал в печь очередное полено, он вспомнил ее высокую мощную грудь, лиру бедер, округлость живота, которые она несла с удивительной грацией балерины, «располагала» их, как опытная натурщица перед художником. А, подумав об этом, сокрушенно вспомнил и бессмысленный вопрос, который задал себе в начале этих размышлений: куда сейчас смотрю я?