— Бог знает. Да и что говорить о моей скромной персоне, когда светочи нашей Церкви принимают мученическую смерть. Знаете, что казнены епископ Тобольский Гермоген (Долганов) и епископ Вяземский Макарий (Гнеушев)?
— Нет, батюшка. Владыко Гермоген, я слышал, не побоялся благословить в начале года на крестном ходе в Тобольске Царскую Семью, когда она была там.
— Да, его святейшество патриарх Тихон тогда благословил, чтобы по России двинулись крестные ходы. Владыке Гермогену совдеп Тобольска это запретил, но загудели колокола и из собора тобольского Кремля он вышел с духовенством, под хоругвями и крестами. Громадные толпы народа потекли вслед вокруг кремлевской стены с пением: «Спаси, Господи, люди Твоя». Кремль возвышается над Тобольском, губернаторский дом, где была заключена Августейшая Семья, — ниже, и с холма были хорошо видны в его окнах стоявшие Царственные узники. Его преосвященство один подошел к краю стены с крестом, высоко поднял его и благословил Царскую Семью.
Отец Феопемт прекратил возиться с посудой, перекрестился, опустился на стул, замолчал и задумался.
— Ежели не ошибаюсь, — проговорил Орловский, — мученическая кончина епископа Гермогена была предречена отцом Иоанном Кронштадтским.
— Совершенно верно, отче Иоанн писал ему в 1906 году: «Вы в подвиге; Господь отверзает небо, как архидиакону Стефану, и благословляет Вас». А сбылось так. В апреле на Страстную неделю владыку арестовали и отправили в екатеринбургскую тюрьму. В мае приехала туда делегация от епархиального съезда ходатайствовать перед совдепом об его освобождении. Большевики потребовали выкуп в сто тысяч рублей, которые собрало екатеринбургское купечество. После того как делегация вручила деньги красным, ее тоже арестовали и отправили в Тюмень вместе с епископом Гермогеном, чтобы потом судить всех в Тобольске. Для следования туда их погрузили на пароход «Петроград», но, узнав, что белые взяли Тобольск, решили немедленно расправиться с узниками.
Иеромонах, перекрестившись, снова замолчал. Сидел, глядя на огонек керосиновой лампы, колеблющийся под мутным стеклом от ледяного сквозняка, пробивающегося через щели в окнах. Потом закончил:
— В ночь с 15 на 16 июня арестантов вывели на палубу, раздевали, связывали руки и сбрасывали в воду. Его преосвященству издевательски остригли волосы. Владыко громко молился за мучителей и благословлял их. Сорвали с него рясу, подрясник, скрутили руки. Комиссар приказал: «Заткнуть ему хайло!» Разбили кулаками владыке лицо, привязали на шею двухпудовый камень и сбросили в реку Туру…
Стали пить чай, отец Феопемт грел руки, прикладывая их к бокам горячего самовара. Образы смертей священномучеников не оставляли его, он смотрел в одну точку, на помаргивающий огонек лампы, словно лампады в длинном тоннеле, уводящим в селения праведные.
— А епископ Макарий Вяземский, — наконец, не выдержал он, чтобы и о том не рассказать, — помните ли, в 1915 году в Петрограде был избран в Совет Монархических Съездов. Из-за этого после февральского переворота его преследовали, и наше руководство отправило владыку подальше на покой в смоленский монастырь. В январе же этого года его преосвященство перевели в Свято-Духовский монастырь города Вязьмы Смоленской губернии. Там большевики подослали к нему наемных убийц, но те на паперти поссорились, подрались и одного своего убили. Владыка, осведомленный о происшедшем, с паперти произнес одну из его самых сильных по глубине чувств и мысли проповедей, которая произвела на всех потрясающее и неизгладимое впечатление.
— Я помню, батюшка, что митрополит Мануил (Лемешевский) называл епископа Макария «прекрасным проповедником, оратором и администратором».
— Да-да, поэтому вяземский монастырский храм стал заполняться молящимися. В конце августа владыку арестовали за «организацию белогвардейского восстания». В начале сентября осудили его и повезли в солдатской одежде, остриженным, без бороды расстреливать в пустынное место под Смоленском. От глумления и побоев следы у владыки были по лицу и всему телу.
Снова молчал иеромонах, крестился. Заключил рассказ:
— Смертников было четырнадцать. Их выстроили спинами к длинной свежевырытой могиле. Владыка стоял в конце шеренги с четками в руках и молился за каждого, к кому палач подходил с револьвером. Чекист стрелял в лоб, и тело падало в яму. Когда принимал смерть слабодушный, начинал стенать, владыка выступал из строя, и чекисты не возражали, чтобы было меньше шума. Владыко Макарий подходил к человеку, благословлял, проникновенно произнося: «С миром отыди…» Его застрелили последним.