Успешность комиссара Орлинского, разгромившего весной легендарную петроградскую банду Гаврилы, вкупе с мастерством контрразведчика выдвинули его конкурентом знаменитому левому эсеру Якову Блюмкину. Их кандидатуры с одинаковым вниманием рассматривались на должность руководителя контрразведки ВЧК. В конце мая, благодаря давлению заместителя председателя ВЧК левого эсера Александровича, 20-летнего Блюмкина утвердили-таки начальником секретного отдела по противодействию германскому шпионажу. Тот уже отличился перед Советами, повоевав на Украине командиром матросского «Железного отряда» и начпггаба 3-ей Украинской армии.
До того как Блюмкин ознаменовал июльское восстание левых эсеров убийством германского посла Мирбаха, потом исчез из столиц и всплыл чекистским террористом в сентябре снова на Украине, Орловский провел с ним в Петрограде ряд совместных операций против немецких разведчиков. Правда, тут резидент Орги приложил все свои таланты, чтобы дискредитировать Блюмкина. Например, в июне «принял» двух его московских агентов для внедрения в германофильскую монархическую организацию и одновременно разоблачил их миссию в прессе. Для этого Орловский использовал журналиста, сделавшего вид, что получил эти сведения по линии самого Блюмкина, действительно страдавшего говорливостью.
Как «птенец Дзержинского», подтянутый, всегда в безукоризненно выглаженной гимнастерке и сияющих сапогах, наркомюстовец Орлинский еще выше бы взлетел, если б за него двумя руками не держался непосредственный начальник, руководитель органов юстиции в Петрограде Крестинский. Он отстаивал ценнейшего Бронислава Ивановича от всяких поползновений из других ведомств и потому, что на их плечи свалилось дело не менее загадочное и еще более ужасающее по криминальному антуражу, нежели преступления бандитов Гаврилы, непременно развешивавших трупы своих жертв на всеобщее обозрение.
Новое шумное дело было такого градуса. С первыми морозами, как только зажиточные «недобитые» петроградцы стали появляться на улицах в шубах, ротондах, салопах и других меховых изделиях, в заневских районах Большой и Малой Охты их начали раздевать, грабить дочиста и доводить до смерти существа, которых называли «живые трупы», «попрыгунчики», «живые покойники». Вырастали они и впрямь будто из-под земли, из могил, потому что впервые стали нападать около Большеохтинского кладбища и были, вроде, в белых саванах. Доподлинно рассказать о внешнем виде и ухватках этой братии никто не мог, так как десятки ее раздетых жертв находили мертвыми обычно ближе к обеду и по разным глухим углам города.
Ни одного очевидца происшествий не обнаружил уголовный розыск при Комиссариате юстиции, но по Петрограду полз устойчивый слух:
— Четверо тех аль пятеро действует во всем белом-белом, высочайшего роста, руками машут, палками стучат, завывают глухими голосищами…
Почему трупы: и «живые», и окоченевшие, — объявлялись перед обедом, а не наутро, после ночи, когда злодействовать сподручнее? Непонятным было, и отчего именно погибли ограбленные — отсутствовали следы насильственных действий, раны на телах. Скорее всего, они, оставшиеся почти без одежды, умерли от переохлаждения, но с какой стати не пытались добраться до ближайшего дома и согреться? Вряд ли душегубы нарочно удерживали на лютом холоде попавшихся, признаков этого: ссадин, сдавливания, связывания, — не наблюдалось. Но что-то словно завораживало потерпевших, пригвождало к месту, пока они не замораживались. На бескровных лицах застыл ужас, а скрюченные конечности как бы говорили о том, что пострадавшие из последних сил пытались ему не поддаться, оттолкнуть кошмар.
Среди жертв были люди разного возраста, звания, пола, физического развития, и странным выглядело, что все без исключения оказывались не в состоянии оторваться с места, где их раздели и загипнотизировали. В конце концов, руководство города серьезно забеспокоилось, так как район Большой Охты лежал напротив Смольного монастыря и самого Пет-росовета прямо через Неву и Большеохтинский мост, а среди умерщвленных в этих краях стали попадаться товарищи, занимавшие ответственные посты.
Думая об этом на следующее утро после визита де Экьюпаре, Орловский уже в привычной шинели и папахе вошел через главный подъезд в бывшее здание Департамента полиции на набережной Фонтанки, 16. Председателем 6-й комиссии Бронислав Иванович располагался в доме бывшего Министерства внутренних дел неподалеку на Екатерининской улице. Теперь — как начальник Центральной уголовно-следственной комиссии при Наркомюсте СКСО — обзавелся кабинетом в этих изящных стенах, при Государе больше напоминавших частное владение, нежели учреждение.