— Бронислав Иванович, чего мне грозишь? Я ж на тебя весной не стал жаловаться, когда ты удавил моего разведчика Троху Фердыченкова!
Он имел в виду случай, когда установил пункт наблюдения филеров на Сергиевской за Орловским из квартиры, окна которой выходили на квартиру резидента. Агентурщик, определив это, пробрался туда, откуда следил за ним разведчик отдела Целлера по имени Трофим Фердыченков. При допросе там Орловским Фердыченкова тот скрыл, что с минуты на минуту должен появиться сменщик-филер, за что и поплатился жизнью. Когда пришедший на смену поста чекист начал стучать в дверь, Орловскому ничего не осталось, как свернуть шею хитроумному Трофимке-Трохе, и снова незаметно скрыться через окно.
Однако никакой мало-мальски опытный разведчик не стал бы признаваться в таком и даже давать понять, что каким-то образом имеет отношение к убийству агента противника. Тем более, тогда Целлер просто не успел «жаловаться», так как Орловский опередил его донесением Урицкому, что подручные того вовлечены в служебные преступления.
Поэтому резидент с полным недоумением сказал:
— Яков Леонидович, как же ты можешь столь беззастенчиво перекладывать со своей больной головы на мою — пока здоровую? Ежели ты в чем-то и подозревал меня весной, то с тех пор даже начальство у тебя поменялось трижды. Так что, давай говорить только о насущном теперь. Тебе провалившегося Милитова мало? Я могу пройтись и по недавно открывшимся фактам твоей биографии.
Целлер заерзал в кресле, как бы раскачивая жирное тело, но уж не для того, чтобы обрушиться на Орловского. Чекисту стало весьма неуютно, потому что его дореволюционная судьба никаким образом не касалась идей, за которые он сегодня беспощадно истреблял людей. Да в общем-то, по меркам террора, в котором этот начальник комиссаров и разведчиков ПЧК рьяно участвовал, сам он за свое «буржуазно-уголовное» прошлое вполне подходил для ликвидации.
— Что же ты разузнал? — кисло осведомился Целлер.
— Например то, что сбежавшего из Арзамаса антрепренера с кассой театральной труппы актеры разыскивают до сих пор.
Одним этим невозможно было загнать в угол такого выжигу, как Яков Леонидович. Он, зная золотое правило аферистов — «лучшая оборона — нападение», немедленно парировал:
— А знаешь, почему за тобой все время приходится приставлять агентуру?
— Ага, — понимающе кивнул Орловский, — теперь твоя очередь, выложить, что вы имеете на меня.
— Совершенно верно. Так вот, Бронислав Иванович, мы не так далеко находимся от твоей родной Польши, чтобы не навести о тебе там справочки. И расспрашивали в Варшаве наши люди по твоим неоднократным заявлениям, что трудился ты в тех краях когда-то у мирового судьи. Но никто из варшавских судейских не смог припомнить, чтобы у какого-то судьи был помощничек с твоим именем, отчеством, фамилией.
Совершенно верно указывал Целлер: под другим именем и не у мирового работал до Великой войны судебный следователь по особо важным политическим преступлениям Варшавского окружного суда Орловский. А узнай чекисты эту правду, не стали бы «приставлять агентуру», запытали бы сразу. Но и выясненное отсутствие такого помощника мирового судьи в Варшавском округе было для резидента неприятностью; впрочем, почти такой же, что и не запротоколированные у свидетеля сведения об ограбившем театральную кассу антрепренере Целлере. На этот «обмен» компрометирующими материалами тот и бил.
Правда, как понимал Орловский, многое чекист и не договаривал. Для того чтобы уже трижды подсылать к нему провокаторов и агентов (весной — старик Ко-лотиков, филер Фердыченков, теперь — Милитов), требовалось более серьезное основание, чем не обнаружение в Варшаве следов некоего помощника мирового. Ясно было, что постоянно агентурно занимались Орловским и из-за его перебросок офицеров через границу, и потому, что он сумел, например, переиграть Целлера весной, когда доложил Урицкому о его подручных, присваивавших золото и ценности на обысках.
Тем не менее, все это были старые счеты. Орловского интересовали свежие обстоятельства, из-за которых чекисты или уже как следует взялись за него, или собирались это сделать. Сообщенные Целлером результаты его проверки в Варшаве не тянули на причину для нового серьезного по нему расследованию.
Однако на всякий случай, как это принято у перестраховщиков-агентурщиков, Орловский попытался еще что-то выведать, уже притворяясь немного сдрейфившим из-за варшавской проверки.
— Яков Леонидович, — с ласковой грозой сказал он, — в этот раз с жалобой на вас до Феликса Эдмундовича я, возможно, и не дойду. Но это не значит, что меня не возмущает, когда такой старый мой знакомый, как ты, лично готовишь эту тварь Милитова против меня.