Целлер с более или менее откровенным сочувствием воскликнул:
— Бронислав Иванович, поверь на этот раз! Направлял по тебе работать, наставлял этого олуха Милитова я, но заслать его на тебя в комиссариат приказала сама Яковлева. Перекрестился бы я, коли в Бога верил, что не вру. Почему-то Валентина Назаровна С прихвостнем Гольгинером так надумала и распорядилась. Меня эта парочка давно не ставит в известность о своих планах.
Орловский, глядя на довольно хорошо им изученную оплывшую целлеровскую физиономию, видел, что сейчас тот, возможно, говорит правду.
Яков Леонидович продолжил с жаром, но крайне пониженным голосом:
— Тут наши с тобой интересы сходятся. Мне Яковлева с ее подручным поперек горла, они ж никогда мне не простят Густавсона, других моих ребят, ты знаешь, ты ж их подводил под трибунал. Меня, может быть, не сегодня так завтра самого поведут к стенке. — Он с хрипом в огромной груди вздохнул от случайно вырвавшихся слов, но заключил в том же плане: — А ты грозишь жаловаться на меня, на них вместе со своим Крестинским аж до Совнаркома. Эх, комиссар, ну кого о таком будут слушать в разгаре красного террора? Кто сейчас пойдет против чрезвычайки?
Целлер, словно забыв, что перед ним человек, которого он почти год выслеживал через своих агентов, ударился, очевидно, в мысли, которые сводили его с ума. Орловскому нечего было к этому добавить, да и слушать откровения палача опасно. Он свел острый разговор на нет и распрощался.
По дороге на судебное заседание, из-за опоздания куда для него многое приоткрылось, резидент испытывал двойственное чувство. Зловеще озадачивало, что теперь им почему-то занялась петроградская «главчекистка» Яковлева. Однако Орловский и благодарил Бога за то, что перемешал ее пасьянс захватом Милитова. А, главное-то, результатами сыска Могеля и Буравлева он заимел на любую игру козыри.
«Впрочем, лучше прятать их поглубже за пазухой, — размышлял разведчик все же в миноре. — Ежели придется с этих карт пойти, значит, я сам на волосок от провала».
БУДЕМ ПОМНИТЬ ИХ НА ЗАКАТЕ И РАССВЕТЕ
Глава первая
Господин Орловский, вышедший на агента «Великой Неделимой России», капитана второго ранга А, П. Знаменского из советского Морского генштаба, этим «адресом» попал в самое перекрестье отечественных и иностранных флотских разведок и контрразведок. После разгрома в генштабе группы белых подпольщиков «Особого Флота» Андрей Петрович уцелел лишь благодаря покровительству его любовницы, председательницы ПетроЧеКи Яковлевой в том смысле, что, несмотря на подозрения, ее подчиненные так и не осмелились вызвать моряка на допросы. Он влился в ряды ВНР и после ареста штабных соратников остался в Петрограде центральной фигурой «Особого Флота». Чекисты не зря называли Военно-морской контроль, где засели офовские агенты «филиальным отделением английского морского генштаба», и сумели нанести сокрушительный удар по этой выдающейся организации чисто случайно.
Офицеры императорского флота были самой сплоченной и верноподданной Царю частью русского офицерского корпуса. Их число традиционно составляла дворянская элита, с юности спаянная кадетской учебой и службой на кораблях. Несмотря на то что Государя вынудили оставить трон, господа моряки не собирались уступать Империю, монархистски не доверяя либеральному Временному правительству. А так как матросы были самым распропагандированным и озверелым «авангардом революции», флотские офицеры в подавляющем большинстве ненавидели большевизм во всех его проявлениях.
Почему наследниками героев — матросов Цусимы оказались эти «братишки» — кокаинисты, лихо перекрещенные, в буквальном смысле, пулеметными лентами? Как ни странно, но последующий за Цусимским разгромом русского флота военно-морской ренессанс и породил их. Спохватившись после горьких итогов русско-японской войны, для Балтики создали серию могучих линкоров с экипажами по две тысячи человек. В первой мировой войне они наглухо перекрыли немцам подходы к русским портам, но сами оказались в бездействии. Матросские экипажи, получавшие ежедневный мясной паек в 450 грамм, наедали загривки и в безделье рьяно занимались изучением революционной периодики, учась ненавидеть офицерскую «белую кость».
Талантливый германский генштаб, способствовавший гибели Российской Империи переправкой к ее столице ленинского запломбированного вагона, не менее хитроумно распорядился по линии распоясавшихся русских матросиков. Изощренной диверсантской акцией кайзеровской разведки стала переброска из Южной Америки огромных партий кокаина в кронштадтские, петроградские порты. Разложению матросов в наркоманскую матросню могло бы воспрепятствовать такое оживление войны на море, как, например, поход к вражеской морской базе в Киле. Однако флотское начальство больше переживало за прикрытие Петрограда, опасаясь также вступления в войну на немецкой стороне Швеции.