В Тулле снова вспыхнула скорбь. Это были не настоящие похороны; тело Пизона лежало в сокрытой могиле глубоко в Германии. Не имея возможности отметить его смерть более чем простым способом, он и товарищи Пизона поправляли дело этим актом памяти. Не было наемных плакальщиц, женщин с выкрашенными в белый цвет лицами, которые рыдали бы и рвали на себе волосы в притворной печали по поводу кончины Пизона — среди солдат это не было принято, — но Тулл заказал три восковые посмертные маски, изображающие Пизона, его деда и прадеда. Они не отличались лучшим сходством с Пизоном, не говоря уже о его давно умерших предках, но сойдут. «Боги поймут», — подумал Тулл.
Позади музыкантов солдат нес маску Пизона. Он постоянно отпускал непристойные шутки и вел себя как дурак, при этом отгоняя злых духов. У Пизона не было ни рабов, ни вольноотпущенников — они были бы следующими в процессии. Следом шли солдаты, выдававшие себя за его деда и прадеда, в восковых масках скрывая свои лица. Хотя тела для захоронения не было, Тулл заплатил за резной каменный гроб, достаточно большой, чтобы вместить некоторые личные вещи Пизона и подношения, сделанные его товарищами и друзьями. Его везли на повозке, запряженной волами, в сопровождении еще четырех солдат с флангов, впереди Тулла, Фенестелы, Метилия с Макулой на поводке, Дульция и остальных товарищей Пизона из Восемнадцатого легиона. Десятки солдат из Пятого шли в тылу.
Тулл не знал, приносило ли несчастье ношение красивой одежды или нет, но традиции, связанные с похоронами, имели глубокие корни. Он и остальные были одеты только в свои туники, металлические пояса и сандалии с шипами. Плащи защищали их от дождя и холодного ветра; кинжалы были их единственным оружием. В задумчивости, вспоминая Пизона, они шли медленным и размеренным шагом, не отставая от идущих впереди.
Не имело значения, что наблюдавшие за происходящим солдаты не знали Пизона. Узнав, что это за процессия, они оторвались от своих задач и встали с опущенными головами.
— Быстрее переходи на другую сторону, брат, — кричали многие. — Отдыхай, брат. — Офицеры тоже выказывали свое уважение, хотя Тулл подозревал, что это из-за его присутствия. Он подумал, что Пизон был бы рад такому признанию.
— Один из твоих людей, примипил? — раздался голос Туберона.
Тулл с непроницаемым лицом посмотрел и обнаружил, что легат наблюдает за ним верхом на лошади. За ним плелась стайка штабных офицеров и слуг.
— Да, господин.
— Он пал во время летней кампании?
— Да, господин. Пизон был со мной много лет. Он служил еще в Восемнадцатом.
Брови Туберона выгнулись дугой. — Хороший солдат?
— Был им, господин. Как раз собирался сделать его тессерарием.
«Однажды он разбросал собачье дерьмо повсюду в твоих покоях, — подумал Тулл, — и, держу пари, сейчас он смеется над тобой».
— По нему будут скучать, я не сомневаюсь. — Кивнув, Туберон проехал мимо.
Тулл отсалютовал. «Ты не будешь», — думал он, снова наслаждаясь новостью о том, что Туберон должен вернуться в Рим, куда его манила политическая жизнь. Там он мог сколько угодно наносить удары в спину, и ни один солдат не пострадал бы.
Скорбящие подошли к главным воротам, где дежурили часовые из Пятого. Увидев приближение процессии, центурион приказал своим воинам встать вдоль вала, как на параде. Вытянувшись по стойке смирно, они решительно отсалютовали гробу. С благодарным взглядом Тулл прошел в ворота, но тут же вернулось уныние. «Боги, Пизон, если бы ты только убил мальчика, ты бы все еще был здесь», — подумал он. Крики ребенка, которого он приказал распять после смерти Пизона, звенели в его ушах, и Тулл скривился. Его сон с того травмирующего дня был плохим, его часто нарушали кошмары о двух жалких фигурах на крестах и горящем длинном доме позади. Было ли это правильным поступком, он уже не был уверен, но то, что было сделано, нельзя было отменить. Мертвых уже нельзя было вернуть, и жизнь продолжалась.
Ему также было за что быть благодарным. Фенестела был жив, как и остальные его люди. Сирона и Артио были живы и здоровы. Орел был в безопасности в святилище форта. Ходили слухи, что Германик обратится к императору с ходатайством об отмене запрета выжившим из легионов Вара входить в Италию. Арминий выжил, но его союз был разрушен, и слухи из-за реки говорили о нарастающей волне негодования по отношению к нему.