— Да, господин, — сказал Пизон, жалея, что не держал рот на замке. — Я рад, что иду к нему.
— Правильный ответ! — заявил Тулл. С тем, что могло сойти за его улыбку — гримасой — он ушел.
Новые насмешки и добродушные оскорбления посыпались на Пизона; привыкший к этому он отвечал тем же, что и получал. — Как будто кто-то из вас хочет это искать, — проворчал он, как только Тулл оказался за пределами слышимости.
Метилий злобно хихикнул. — Конечно, нет, но не нас поймали на том, что мы жаловались на это.
— А ты попался. — Дульций указал на очевидное, как всегда.
Пизон еще не закончил. — Груда ржавых копий и гнилых щитов — это максимум, что мы найдем, если повезет.
— Лучше иметь цель, чем не иметь ничего больше, — сказал Метилий. — А Германик по дороге может найти место, где сразиться с Арминием.
Метилий был прав, решил Пизон. Глубоко на вражеской территории, их линии снабжения удлинялись день ото дня, им нужна была цель. В отсутствие противника подойдет тропей Друза.
В тот вечер Пизон и его товарищи сидели у костра, накинув на плечи одеяла и прислонив босые ноги к углям. Может, и была весна, но ночи еще были холодными и сырыми. Желудки, полные лепешек, испеченных на огне, и жареной четвертинки ягненка, которую Метилий раздобыл — «освободил», по его словам, означало, что он украл мясо у каких-то несчастных из другой когорты, — они передавали по кругу кожаный бурдюк с вином, принадлежавший Пизону.
— По глотку за раз, собака, — рявкнул Пизон на Дульция, который сосал из бурдюка, как младенец у груди. — Мое вино, мои правила. Дай сюда!
Дульций потянулся, чтобы вернуть его, но с явной неохотой.
— Моя очередь, — прорычал Пизон, отталкивая цепкие пальцы Метилия. Он сделал большой глоток, изо всех сил стараясь не обращать внимания на уксусный привкус, и передал бурдюк дальше, предостерегающе посмотрев на Метилия. — Один глоток!
Метилий скривился, когда отхлебнул кожу. — Не дорогой урожай, не так ли?
— Не нравится — не пей, — возразил Пизон, хватая бурдюк обратно. — Ты всегда можешь предоставить свой собственный.
— Его вон там, — сказал Дульций, указывая.
— Посмотрите, как он пьет мое вино, а не свое, — воскликнул Пизон.
— Это потому, что он покупает мочу еще дешевле, чем ты, — с торжеством заявил Руфус, один из других солдат в их контуберние.
Раздались взрывы смеха, и Метилий нахмурился. — Значит, никто из вас не хочет? Это прекрасно.
— Мы этого не говорили, — сказал Пизон, потянувшись за спину Метилия и схватив бурдюк с вином. Не обращая внимания на протесты Метилия, он сделал большой глоток, прежде чем передать его человеку с другой стороны. — Вы сможешь получить его обратно, когда он опустеет, — сказал Пизон Метилию.
— Ублюдки. — Зная, что лучше не гнаться за своим добром, Метилий громко возражал против потребления каждым человеком, пока его вино циркулировало вокруг огня. Никто не обратил на это ни малейшего внимания — с каждым из них уже случалось подобное бесчисленное количество раз, будь то с куском сыра, куском мяса или кожаным бурдюком кислого дешевого вина.
— Рад видеть всех в прекрасном расположении духа, — прогремел Тулл, появившись из тени, все еще в доспехах и с витисом в руке. Он велел им садится, когда они вскочили, отдавая честь. — Отдыхайте спокойно, братья.
Шестеро затихли, счастливые видеть своего центуриона, но немного смущенные и немного встревоженные в его присутствии.
— Ты не собираешься предложить мне выпить? — спросил Тулл, не отрывая глаз от бурдюка.
— Конечно, господин. Извините, господин, — пробормотал Дульций, вставая и передавая бурдюк Пизона. — Вот, пожалуйста.
Поднеся горлышко к губам, Тулл высоко поднял бурдюк. И быстро опустил его. — Это мерзко, — сказал он, поморщившись. — Это все, что ты можешь себе позволить, Дульций?
— Он не мой, господин. Он принадлежит Пизону.
— А я думал, что ты человек со вкусом, Пизон, — сказал Тулл, затыкая бурдюк и швыряя его в него. — Ты купил помои Веррукоса? — Он имел в виду владельца самой грязной и захудалой таверны в Ветере.
— Нет, господин. Это молодой урожай, вот и все, господин — подмигнул Пизон — Попробуй вино Метилия — оно еще хуже.
Все наблюдали, Метилий с некоторым трепетом, как Тулл испил из второго бурдюка. Он сморщил лицо. — Яйца Бахуса, Метилий, это чертовски отвратительно!