— Он пытается спровоцировать тебя на битву, — сказал Мело, вступая в разговор.
— Он пытается, и у него ничего не получится. Рано или поздно мы поймаем его легионы в нужном месте, а потом будем сражаться. — Поднявшись, Арминий схватил Тудруса за плечо. — Ты хорошо справился. Я благодарю тебя. Пусть мои целители займутся твоими ранами. Затем ты сможешь отдохнуть, поесть и попить.
Тудрус, казалось, не слышал. — Посоветуешься ли ты с богами, прежде чем сворачивать лагерь?
Арминий не был набожным фанатиком, но Донар оказал ему помощь в победе над Варом, он был в этом уверен. Также неплохо было следовать традиции. — Да, вполне вероятно. Почему ты спрашиваешь?
Тудрус поднялся на ноги. Он был на добрых полторы ладони выше Арминия и, несмотря на свои раны, все еще оставался прекрасным физическим образцом. — Я отдам себя богу. Донару. Моя жизнь за ваш успех в битве.
Потрясенный, Арминий сказал — Ты измотан. Ты…
Тудрус оборвал его. — Моя жена умерла два года назад, вскоре после того, как нашего малыша унесла лихорадка. Все мои боевые братья мертвы или рабы. У меня нет причин жить, Арминий. Я буду висеть на дереве. Я отдам свою плоть на съедение воронам Донара. Пусть моя жертва умилостивит бога грома.
Взгляд Арминия переместился на Мело, который пожал плечами, как бы говоря: «Почему бы и нет?» Снова взглянув на Тудруса, Арминий спросил: — Ты уверен?
— Я никогда не был так уверен. Если ты этого не позволишь, я все равно повешусь. В этом мире для меня ничего не осталось. — Тон Тудруса был опустошенным.
«Это было бы сильное подношение», — подумал Арминий. Согласно обычаю, те, кто добровольно шел на смерть, непременно привлекали внимание богов. Сидя в небесах на своем сверкающем молниями троне, окруженный клубящимися грозовыми тучами, Донар улыбнется смерти Тудруса и поддержит Арминия во второй важной битве.
— Ну? — спросил Тудрус, сверля налитыми кровью глазами Арминия.
Тогда Арминия уколола совесть: испытание, выпавшее на долю Тудруса вывело того из равновесия. Он нуждался в отдыхе и уходе. Получив их, он придет в себя и захочет жить. Арминий обдумывал это чуть больше одного удара сердца. — Это благородное предложение. Я поговорю со жрецами.
Лицо Тудруса скривилось — возможно, это была попытка улыбнуться. — Сделай свои слова убедительными, Арминий из херусков. Донар наблюдает.
Арминий кивнул, чувствуя, как по его спине стекает струйка пота.
Неотвратимо наступал вечер, и в глубине леса, недалеко от лагеря племени, уже царили мрачные сумерки. Странный, не по сезону холод витал в сыром воздухе. Птичье пение и звуки животных были обычным явлением в других местах леса, но не здесь. Арминий и Мело ждали на краю грязной поляны, среди деревьев по обе стороны, украшенных несколькими человеческими и рогатыми черепами крупного скота, стояли все вожди племен его союза. Стремясь стать свидетелями обряда, но благоговея перед жуткой атмосферой, никто не произнес ни слова. Нервничая больше, чем он ожидал, Арминий сохранял каменное выражение лица.
Над открытым пространством доминировал каменный алтарь, покрытый паукообразными рунами. С одной стороны огромной каменной плиты растянулись трупы двух легионеров с перерезанным горлом. Их смерть и чтение крови, собранной в ведрах, стали началом церемонии. Затем последовало ритуальное сгибание и скручивания мечей и копий, раскалывание огромных серебряных котлов; эти подношения бросали в священное озеро при первой же возможности.
В сопровождении полудюжины послушников старый жрец в красном балахоне читал молитвы Донару. Перед ним, обнаженный, с телом, покрытым ранами, стоял Тудрус. Веревки связывали его руки за спиной — он не мог быть более уязвимым, и все же гордая разворот его плеч и твердый подбородок говорили наблюдателям, что он был готов встретить свой конец.
Жрец с растрепанными волосами, сморщенная фигура со сгорбленной спиной, словно порожденная в более ранние, более темные времена, прекратил свое пение. Возникло мгновенное напряжение, и Арминий почувствовал, как участился его пульс.
Положив когтистую руку на руку Тудруса, жрец прохрипел: — Ты свободнорожденный человек?