— Что ты думаешь, Тулл? — спросил Германик.
Пораженный — какое значение имело его мнение? — Тулл ответил: — Господин?
— Он говорит правду?
Тулл почувствовал тяжесть отчаянного взгляда воина. Если он ответит отрицательно, судьба воина решится быстро. Это не заботило Тулла — если воин лгал, он заслуживал смерти. Важно было дать Германику хороший совет. Прошло десять ударов сердца.
— Думаю, да, господин, — сказал Тулл. — Если он устраивает спектакль, то делает это хорошо.
— Я тоже пришел к такому выводу, — кивнул Германик. — Однако предположим, что его подослал Арминий. Что тогда?
— Мне кажется, у вас есть несколько вариантов, господин. Вам не обязательно сражаться на выбранной Арминием территории — еще есть время, чтобы поймать его где-нибудь в другом месте. Мы можем быть готовы к ночному штурму — при Цецине подобная атака была отбита с огромными потерями противника. И если этот человек говорит правду, как мы думаем, тогда у вас есть мера Арминия.
Наступило второе молчание, которое Тулл не нарушил. Он сказал свое — остальное зависело от Германика. Понимая, что его судьба висит на волоске, воин снова уставился в пол.
— Мне сказали, что люди… встревожены сегодняшними событиями, — ни с того ни с сего сказал Германик. — Ты согласен?
— Я могу говорить только за своих солдат, господин, — сказал Тулл, — но они немного не в духе. Беспокоится не о чем — не то, что прошлой осенью. Они будут сражаться завтра, если это, чего вы хотите.
— Хорошо — Германик поднялся на ноги и размеренно кивнул воину.
— Я тебе верю. Тебя будут держать в лагере под охраной, пока не прояснится твоя история. Если все произойдет так, как ты мне сказал, ты будете хорошо вознаграждены. Если нет.
— Тысяча благодарностей, господин, — воскликнул воин. — Я не солгал — вот увидите.
Вызвав преторианца, Германик приказал увести его.
Ожидая, что его тоже отошлют, Тулл был удивлен, когда Германик сказал: — Пойдем со мной.
— Господин?
— Я иду в лагерь.
Тулл почувствовал первые признаки тревоги. — Сейчас, господин?
— Я хочу оценить настроение солдат, особенно ауксилариев. Посмотреть, действительно ли сегодняшняя катастрофа повлияла на их боевой дух. Это была катастрофа, — повторил Германик, когда Тулл изобразил удивление. — Хариовальд был дураком, и из-за него погибло слишком много людей. У него были четкие инструкции атаковать основные силы армии Арминия и игнорировать уловки или атаки других вражеских групп. Это была простая ловушка — ребенок мог бы раскусить ее — но тем не менее он попался. Идиот.
Молчание было благоразумным вариантом, решил Тулл.
Через мгновение Германик усмехнулся. — Готов поспорить, ты бы следовал моим приказам буквально. Он пренебрежительно махнул рукой, когда Тулл открыл рот. — Тебе не нужно отвечать. Если бы ты возглавил атаку, мы бы праздновали победу. Так ты будешь сопровождать меня?
— Сочту за честь, господин. Возьмите мой плащ, — сказал Тулл, расстегивая фибулу. — Он достаточно грязный, чтобы принадлежать обычному солдату.
— Тебе тоже нужно остаться неузнанным.
— Двое моих людей снаружи, господин. Я возьму один из их плащей.
— Я пошлю за ним. — Германик понизил голос. — Видишь ли, мы собираемся уйти через заднюю часть палатки.
— Ваша стража, господин…
— А что насчет них? — В глазах Германика мелькнуло детское ликование. — Мне ничего не угрожает. Ты будешь со мной.
— Да, господин, — сказал Тулл более уверенно, чем он чувствовал.
Если что-нибудь случится с Германиком, вина будет возложена на него.
Глава XVII
Арминий придвинул свои сапоги ближе к огню и плотнее запахнул плащ. Было поздно. «Приближается полночь», — подумал он. Редкое ржание лошади, тихое бормотание из нескольких палаток и совиные крики с окружающих деревьев были единственными звуками. Воздух был холодным и мертвенно спокойным. Каждое облачко его выдыхаемого воздуха поднималось прямо к чистому небу над головой. Там безраздельно царила яркая бело-желтая луна, превращая звезды в точечки. Он просидел с Мело несколько часов, обсуждая дневные бои.
Оба мужчины были разочарованы тем, что возможность была упущена. Если бы остальная часть вражеской кавалерии попалась на уловку Арминия, легионы ринулись бы через реку к ним на помощь и были бы атакованы с обеих сторон тысячами воинов, прячущихся на деревьях. Это была бы бойня. Вместо этого уравновешенность Германика и дисциплина его солдат привели к тому, что римляне потеряли только батавов, и несколько всадников, которые были убиты во время их эвакуации.