— Это был Мело, он клялся.
— Сомневаюсь, что Седобородый мог опознать собственного сына с десяти шагов, не говоря уже о ком-то, кого он не знал на гораздо большем расстоянии, — возразил Арминий, используя всю свою харизму. — Должно быть, ему было достаточно трудно добраться от кровати к двери и обратно, не упав.
— На следующий день он наблюдал, как Мело разговаривает с Малловендом. Он был уверен, в том, кого видел. — В голосе Герваса была упрямая нотка.
— Зачем Мело убивать Г ерульфа?
— Ты можешь ответить на этот вопрос. — Гервас не смотрел на Арминия, пока говорил.
— Ну же, — сказал Арминий, скрывая ярость. — Это правда, что Герульф не любил меня и Мело, но чтобы один из нас опустился до убийства? Это слишком. — Он устремил на Герваса широко распахнутые убедительные глаза.
— Седобородый был уверен, что это Мело убил его!
Арминий изобразил обаятельную улыбку. — Даже если во второй раз он увидел Мело, что с того? В какой-то момент вечером Мело вернулся в дом, где нас поселили, за бурдюком хорошего вина. Я хотел поделиться им с Малловендом. Возможно, Седобородый, упокой его душу Донар, заметил Мело, когда тот возвращался.
Через мгновение взгляд Герваса опустился. — Да, я полагаю, ты прав.
— Герульф был хорошим человеком, его потеря, должно быть, до сих пор тебя огорчает, — сказал Арминий, подумав: «Хорошо, что я избавился от этого придурка». «Теперь пусть этот юноша поверит мне, иначе Мело придется втоптать в грязь и его».
— Да, — пробормотал Гервас.
Арминий позволил пройти дюжине ударов сердца, прежде чем сказать:
— Лучше выдвигайся сейчас. Твоя миссия займет не менее двух часов, а луна уже прошла свой зенит. На рассвете тебе не следует приближаться к римским лагерям.
Мело выбрал этот момент, чтобы вернуться с печальным выражением лица. — Мой кишечник в плохом состоянии, могу вам сказать. Что я пропустил?
— Только последние детали того, что я скажу римлянам, — сказал Гервас, бросив на Арминия умоляющий взгляд, который просил его хранить молчание.
— Донар ведет тебя, — сказал Арминий, когда Гервас ушел прочь.
— Он поверил тебе? — прошептал Мело.
— По большей части да, но некоторые сомнения остались.
— Тогда мне лучше держать ухо востро. Будут проблемы, если он начнет изливать свою теорию в уши других людей.
— В данный момент у нас есть больше поводов для беспокойства, чем он, — сказал Арминий. Он одарил Мело понимающим взглядом. — Если уж на то пошло, избавиться от него будет не труднее, чем от Г ерульфа.
Глава XVIII
— Лучше не снимать капюшон, господин, — посоветовал Тулл. Выйдя из палатки, не предупредив никого из патрулирующих преторианцев, он и Германик направились к позициям вспомогательных войск. Ничего нельзя было поделать с большим ростом наместника, но, если был хоть какой-то шанс на то, что он останется неузнанным, он должен был скрыть свое лицо.
— Полагаю, другого пути нет. — Голос Германика выдавал его нежелание.
— Боюсь, что нет, господин. Вас знает каждый человек в лагере.
— Верно, — Германик наконец подчинился.
Благодаря позднему часу улицы были почти пусты, но вокруг многих палаток продолжалась активность. Яркая луна над головой светила достаточно ярко, чтобы можно было различить положение каждой когорты и ряды палаток каждой центурии. Стремясь подслушать, Германик вскоре подошел к одной стороне дороги.
— Мы могли бы пройти к позициям вспомогательных войск этим путем, господин, — предложил Тулл. — Можете послушать болтовню, пока мы идем.
— Эти солдаты из Двадцатого, не так ли?
Тулл бросил взгляд на ближайший штандарт. — Да, господин.
— У них мало причин любить меня.
— Из-за мятежа, господин?
— Да. — В глазах Германика не было сожаления. — Не было другого способа положить этому конец, что бы они ни думали. Если бы с нарушителями спокойствия не разобрались, проблема загноилась бы, как незаживающая рана.
Кровавое завершения мятежа легионеров привело к гибели сотен людей, виновных и невиновных, в лагерях вдоль Ренуса. Тулл сыграл свою роль в восстановлении мира в Ветере, и кровавые воспоминания о том времени иногда всплывали в его снах, это был единственный случай, когда он был вынужден обратить клинок против своих. И все же почти восемнадцать месяцев спустя он тоже не мог придумать быстрой и эффективной альтернативы, которая подавила бы мятеж.