Узнав, что Урманов назначен командиром подразделения, Верещагин еще больше обрадовался:
— Значит, опять вместе? Хорошо.
Осадчий послал ординарца с приказом выстроить разведчиков тут же, перед землянкой.
— Смирно! Равнение направо! — скомандовал старший сержант с короткими рыжеватыми усами — вся грудь у него была в орденах — и побежал к приближающимся офицерам, — Товарищ старший лейтенант, разведчики выстроены по вашему приказанию. Докладывает старший сержант Шумилин.
— Вольно.
Шумилин повторил ясным, звонким голосом:
— Воль-но!
Осадчий представил Урманоза бойцам, коротко рассказав о нем, — кроме Виктора Шумилина и санитара Березина, народ был все новый.
Правофланговый Шумилин не сводил горячих глаз с Урманова, пока тот стоял рядом со старшим лейтенантом. И когда они пошли к строю, чтобы познакомиться с каждым разведчиком в отдельности, Шумилину неудержимо захотелось выбежать навстречу и расцеловать друга. Но то, что он был в строю, и то, что Галим Урманов уже стал его командиром, связывало его. Мелькнуло сомнение: «Может, ему будет неудобно?.. Ведь он уже офицер…»
По манере держать себя перед строем — Урманов стоял свободно, немного ослабив левую ногу и заложив руки назад, — и по тому, как он вглядывался в лицо каждого бойца, Шумилин понял, что Галим уже не тот старшина, с которым они расстались более года назад на волховской земле. Но когда Урманов подошел ближе и Шумилин увидел его по-прежнему пытливые глаза, он сразу почувствовал, что Урманов не забыл дружбы. Они крепко пожали друг другу руки.
Прошло порядочно времени, прежде чем Урманов принял подразделение, познакомился с людьми.
Шумилин немного посвежел и, кажется, стал чуть полнее. Из писем Галим знал, что он одновременно является парторгом подразделения. В душе Галим был рад, что его помощником будет такой обстрелянный, боевой воин, как Шумилин.
Командир первого отделения старший сержант Федот Прокофьев, широкоплечий, белобровый, оставил у Урманова смутное, неясное впечатление. Таких людей трудно оценить с первого взгляда. Он сказал, что работал до армии в Сибири старателем.
Красноармеец Петр Ликеев, смотревший чуть исподлобья, показался Урманову живым и ловким. Узнав, что он карел и хорошо знает по-фински, Галим подумал: «В разведке такие ребята полезны».
Самым молодым и самым «ученым» среди разведчиков был младший сержант Сака Касаткин, понравившийся Галиму сразу.
— Наш агитатор и редактор, — представил его Осадчий, — студент.
Сорокалетний рыжеусый ефрейтор Степан Дудин был очень тихим человеком. У этого деревенского гончара, исконного жителя Карелии, вся семья осталась в руках белофиннов.
«Ему бы, пожалуй, в обозе хорошо служить», — подумал Галим.
О ефрейторе Галяви Джаббарове Осадчий отозвался с неожиданной улыбкой:
— Это наш политик и дипломат.
На вопрос Урманова, откуда он родом, Джаббаров ответил с гордостью:
— Из самого передового колхоза Татарстана. Бригадир полеводческой бригады. А вы не узнаете меня, товарищ лейтенант?
Галим внимательно посмотрел на него, но так и не мог вспомнить, где же он видел это смуглое лицо с лукавыми, смеющимися глазами.
— Заполярье помните?
— Заполярье?.. А-а… вспомнил. — И сразу у Галима возникло перед глазами Петсамское шоссе и боец, который кормил своего навьюченного коня из каски и пел песню, а потом рассказал притчу о портном и волке. — Так ты тот самый Галяви Джаббаров? — удивился Урманов. — Из ездовых в разведчики? И как изменился! Прямо помолодел как будто!
— Время такое, товарищ лейтенант. Нынче уже сорок четвертый год!
Замыкающим в строю был красноармеец Гречуха. Урманов подумал, что это совсем молодой человек, но приблизившись, увидел около глаз мелкие морщинки. На вопрос, кем был до войны, тот ответил коротко:
— Тамбовский колхозник.
Верещагин терпеливо ждал, когда Урманов освободится. Наконец Галим подошел к нему. Они спустились к озеру за землянками и легли на блеклый мягкий мох.
Опершись на локоть, Верещагин отгонял веткой вереска тучи звеневших над головой комаров.
Прежде чем рассказать что-либо о себе, Урманов спросил, почему же он не видит Ломидзе.
— Скоро сломя голову прибежит. Наверное, еще не знает, — сказал Верещагин. — Их землянка в стороне. Он у нас радистом стал, курсы окончил.
— Он ведь и на корабле этим интересовался.
— И до службы по этой линии работал. В общем, мастер из него получится. Ну ладно. Сам увидишь. Ты скажи, из моряков никого не встречал?