— И ведь что всего интереснее… — он хотел добавить что-то еще, но Ярка его прервала.
— Погодите, дедуля, сейчас очередь другого.
— Я расскажу вам анекдот, — вызвалась хозяйка.
— Йожко, попробуйте этот бисквит, — бабушка принялась угощать Йожо своей стряпней.
— Чего боитесь? — повернулся к нему и Яркин муж. Он потянулся к тарелке, взял кусок пирога и мигом его проглотил.
— Ах, да какой же он желтенький, — заметила хозяйка. Она сразу оживилась. — Это от свежих яиц! — и уставилась на тарелку.
Бабушка подтвердила.
А хозяйка: — Я должна это попробовать.
Вместе с ней протянул руку к тарелке и Йожо.
— А-я-яй, какой вкусный! — нахваливала хозяйка. — Это вы сами испекли?
Бабушка снова кивнула. — Такого вкусного бисквита я давно не едала, — призналась хозяйка в надежде взять еще один кусочек.
— Матько, плесни мне еще немного! — толкнул меня в бок дедуля.
— Ты уж и так налакался, — отозвалась бабушка, но дедуля не обращал внимания.
Хозяйка подсела к ней и стала говорить о бисквите. Бабушка слушала ее вполуха, примечая и то, что говорили остальные. Когда тарелка опустела, она потянулась за ней, собрала с нее крошки и бросила себе в рот.
Пани Ярка наклонилась ко мне, хотела вместе со мной спеть. Я стал отговариваться, а тем временем нас опередил ее муж. Бабушка сперва хмурилась, не понятно, отчего — то ли от пения своего зятя, то ли от речей хозяйки. Иногда она кивала головой, но хозяйка не могла быть уверена в том, что это относится к ней, поэтому вскоре повернулась к Яркиному мужу и поддержала его пение гнусавой терцией. Загудел и дедуля. Бабушку это насторожило, правда, лишь на несколько секунд, а потом она смеялась вместе с остальными. Дедуля все больше оживлялся. Когда пришла очередь его любимой песни, он отстегнул деревянную ногу и стал ею дубасить по нашему домашнему алтарю. Бабушка вырвала у него ногу и — бац ему по спине. Но даже это его не остановило. Он принялся колотить по гардеробу обеими руками, а когда песня закончилась, затянул ее снова: «Дверь моя кленовая, отворись сама…»
Когда они уходили, все было перевернуто вверх дном. Ярка успокаивала Йожо: — Не бойтесь, Йожко, ваша двоюродная сестричка приедет в другой раз.
— Пускай пока другую себе найдет, — отозвался ее муж. — А что такого? — повернулся он ко мне.
— Это мои мальчики, — прижимала нас к груди хозяйка. Она смеялась, и изо рта у нее разило тухлыми отрубями.
Эва приехала навестить нас после Громниц. Я как раз разговаривал во дворе с хозяйкой, когда кто-то — мы оба сразу же это заметили, но не могли знать, что это она, Эва, — повернул ручку, а поскольку было закрыто на ключ, то постучал в ворота. Я пошел открывать.
— Добрый день! — поздоровалась Эва. Она стала снимать перчатку, видимо, хотела подать мне руку, но я вдруг начал сыпать словами и энергично жестикулировать, так что мы даже не смогли как следует поприветствовать друг друга. Потом мне пришло на ум, что наверняка выгляжу глупо, так егозя и ойкая перед ней, ведь она приехала не ко мне, а к Йожо. К счастью, она тоже была рада, смеялась, не обращала внимания на то, что я говорю, и не искала в моих словах и фразах какого-то смысла. Наконец, я слегка опомнился: — Заходи, пожалуйста!
Хозяйка все еще стояла во дворе. Эва не знала, надо ли к ней подходить, но увидев, что я не подхожу, только поздоровалась, кивнула головой и пошла дальше. В прихожей она остановилась, потянула носом и спросила: — Чем это у вас тут несет?
Я объяснил ей, что хозяйка держит под лестницей бочонок с квашеной капустой, но Эва уже заметила Йожо и побежала к нему вверх по лестнице. Я прошел мимо них в комнату. Они радостно жали друг другу руки. Потом зашли вслед за мной, Эва хотела поздороваться еще раз; подходила то к одному, то к другому, заполнив собой всю комнату. Йожо она говорила: — Ты здесь, как на каникулах! — Потом обратилась ко мне и стала выговаривать, почему я ее не встретил.
— Ты же должна была приехать раньше, а на сегодня мы не договаривались.
— Ладно, ничего, — смягчилась она. — Главное, что я вас нашла.
Она сняла пальто и снова принялась носиться по комнате. Вскоре обнаружила, что наш стол стоит прямо в проходе, и нам пришлось срочно его переставлять. Через минуту мы уже двигали домашний алтарь. Больше всех старалась Эва, поскольку мы сначала не понимали, чего она от нас хочет.
— Боже мой! — вздыхала она. — Сколько же работы с этими недотепами-мужчинами!
Через полчаса мы сидели возле печки, оглядываясь кругом, но улучшать уже было нечего. Комната показалась нам более просторной и уютной.
— Ой, а ведь я вам столько всего привезла! — спохватилась Эва и снова вскочила. Она поставила на стол сумку, достала из нее сначала рубашку, потом яблоки, пирог, два лимона. — А это послал Рудо. — Она вытащила банку меда.
Йожо встал. — Рудо? А как у него дела?
— В прошлом году работал в сельхозкооперативе. Сейчас всю зиму сидит дома и никого не слушается.
Йожо взял у нее банку и стал смотреть на мед, в котором виднелись кусочки пчелиного воска. — Может, он плохо себя чувствует. Его не слишком работой нагружают?
Эва отвечала, что нет, в кооперативе никто особенно не надрывается. Йожо открыл банку, сунул туда палец и облизнул.
Эва глядела на него; и когда он облизнул палец, сделала глоток вместе с ним. Некоторое время он морщился, будто у него во рту что-то щипало. Потом облизнул губы, достал носовой платок и вытер им рот и подбородок.
— Сколько же у него ульев? — спросил он.
— Шесть. Точнее, уже только два, четыре он продал.
— А на флейте играет? — продолжал расспрашивать о брате Йожо.
— Да. Играет, — отвечала Эва. — У него новая флейта. Я заходила к вашим, и на праздники тоже, но его не было дома, пошел с мужиками по деревне играть. Мама все так же, — говорила она о матери Йожо. — Летом ей было немного лучше. Два раза ходила на виноградник, в Чинишек, лозы подвязать. Но потом с трудом до дому добрела.
Заметив, что я закуриваю сигарету, она в шутку попросила угостить и ее. Йожо удивленно спросил: — Ты куришь?
— Не курю. Но сейчас хочу попробовать. — И действительно взяла сигарету и прикурила от моей спички.
Беседа продолжалась. Эва рассказала, что два года назад решила поступить на заочное обучение и теперь готовится к экзаменам. Хотела взять с собой учебники, но забыла. Жаль! Могла бы позаниматься в поезде и в Трнаве на вокзале, пока ждала автобус. — Ну, ничего, — заметила она. — Час или два меня все равно не спасли бы.
Вечером я отправился ее провожать. Йожо шел за нами до самых ворот. Эва долго с ним прощалась и все время повторяла, чтобы он был осторожен. Говорила, что позднее, возможно, в мае или в июне снова приедет нас повидать. Выберет какое-нибудь неприметное время, так что нам не стоит бояться ее визита.
— Правда, до той поры Матей Гоз еще поедет навестить родителей и наверняка заглянет к нам, — сказала она.
Мы все втроем над этим посмеялись. Она еще раз пожала Йожо руку и два раза поцеловала.
Мы вышли на улицу, и Йожо запер за нами ворота. Я очень отчетливо услышал скрип ключа, но, как будто не веря своим ушам, оглянулся, не знаю почему, у меня было ощущение, будто он смотрит нам вслед, и от этого ощущения я долго не мог избавиться. Даже когда мы свернули на соседнюю улицу.
— Йожо тут в безопасности? — спросила она, когда мы отошли довольно далеко от дома.
— Думаю, да. Квартирная хозяйка считает его моим приятелем и убеждена, что в обозримом будущем он отсюда уедет. Кроме нее и еще двух-трех знакомых, за которых я могу поручиться, — я имел в виду дедулю и его семейство, — его тут никто не знает.
Когда мы проходили мимо парка, с нами поздоровался какой-то знакомый.
Она вернулась к прежней теме. — Знаешь, я все-таки немного боюсь. Йожо может показаться хозяйке подозрительным. Если она ничего о нем не знает, рано или поздно захочет что-нибудь узнать. При нем я не хотела об этом говорить. Но судя по тому, что вы сегодня рассказали, мне кажется, это место для него совсем не идеальное. Наверно, он и сам это понимает. Жить почти в самом центре города неразумно! Думаю, это с его стороны явное легкомыслие…