— Да-да, — на сей раз он был уступчив и говорил, как с равными. — Приезжайте. Это точно?
— Абсолютно. Мы приедем за бабочками завтра. Только, пожалуйста, подберите.
Я не стану описывать вторую поездку. Скажу лишь, что возвращались мы из нее веселые и почти счастливые. Мы везли четыре небольших картонных коробки, совсем невесомых, где в пакетиках, свернутых уголком, лежали еще не расправленные драгоценные бабочки. Я отдал за них две пачки новых десяток. Две шубы! Мутоновых! — ахнет кто-то. — За каких-то ба-бо-чек! «Он уж совсем с ума сошел. Две с половиной тысячи за бабочек отдал», — ахала одна наша слишком завистливая знакомая. (Это было потом, после!) А мы ехали веселые. Ведь в коробках я вез 20 видов морфо, и среди них Морфо Циприс, Морфо Гекуба, Морфо Елена, Морфо Менелай! Шестьдесят видов парусников, и средь них был целебесский андроклес и целебесский Папилио Блюмей! Были Орнитоптера Приамус и Посейдон! И как самая великая редкость была Орнитоптера Ротшильда! (Самец и самка!) Мог ли я когда-то предположить, что стану владельцем коллекции с бабочками, за которыми гонялись великие натуралисты еще прошлого века. Девятнадцатого века.
И еще. Я привез книгу «Бабочки мира». Книга эта встала на полку моей библиотеки, красочная и величественная, и, глядя на нее, чувствуя, что теперь у меня есть почти все дневные бабочки мира, я решил, что мое увлечение снова прерывается на долгие годы. Прерывается ли? Не знаю.
Однажды, не так давно, я взял сачок и решил половить бабочек неподалеку от своего деревенского дома. Я вышел на еще не кошенную цветущую луговину, махнул сачком. И вот первая бархатница уже бьется в его сетке. Вот я привычно перехватываю ее через ткань сачка. В моих пальцах ее тельце. Сдавить, как рекомендует руководство, и бабочка уже не бабочка. Но держа ее за грудку, я вдруг хорошо почувствовал дрожь жизни. Трепет этого маленького существа за свою жизнь! И тотчас я открыл сачок, разжал пальцы. И бабочка радостно полетела в июньское небо, запорхала над луговиной.
С тех пор я больше не брал в руки сачок. А если и думал о нем, то без всякой связи с ловлей новых бабочек. Я уже просто стараюсь как можно больше привлечь их на мой садовый участок. И не раз ко мне уже прилетал махаон. Как тропическая орнитоптера, он кружился над скальником, и жена восторженно говорила: «Смотри! Какая красота! Как хорошо, что он прилетает! Какая все-таки красота!»
Да. Бабочки многому научили нас. Учили жизни, красоте, сочувствию, познанию природы. И я рад, что энтомолог-фанатик из меня не получился. Пусть будет так. И пусть бабочки летают. Полезные, вредные, всякие. Пусть летают.
Декабрь 1989 г.
