– Он жив, – как можно тверже сказал Ороро и осторожно отпустил ее. – Я вытащу его, Мэриэль, и уведу в спокойное безопасное место.
Мэриэль всплеснула руками.
– Совсем ополоумел? Если тебя обнаружат – объявят охоту и убьют! Да и вдруг ты снова кого-нибудь сожрешь?
Она прикусила язык, взгляд невольно метнулся к двери, пробежался по окну.
Убежать не удастся, но, может, она успеет закричать, позвать на помощь? Разве это не ее долг? Разоблачить этого убийцу, чтобы никто больше не пострадал? Но что если этим она разозлит его, и он разнесет всю таверну вместе с находившимися там людьми?
Ороро вздохнул.
– Не собираюсь я приниматься за старое, не бойся. Тогда я не знал, что со мной происходит и как это остановить, но теперь – знаю и умею это предотвратить. Я всего лишь хочу найти Ингрэма. Я узнаю, где он, в любом случае, но если ты поможешь мне, будет проще и быстрее. – Он медленно сжал свою руку в кулак и разжал, внимательно разглядывая ее. – Ингрэм избавился от клятвы, да?
– Ты про ту штуку у него на руке? – Мэриэль растерялась. – Да, он… кажется, выжег, точно, у него был ожог. Хорей еще говорил, что-то о клятве хозяина и слуги, и что Ингрэм прислуживал тебе.
– Он мне не прислуживал, я просто не знал тогда никакой иной клятвы, – процедил Ороро и поднял на нее яростный взгляд. – Более того, он сам на этом настоял, чтобы я мог переместиться к нему в любой момент, но когда ему понадобилась моя помощь, я не смог сделать ничего!
– Так ты в самом деле… – Мэриэль не договорила.
Прежде она гнала от себя все мысли, кроме той, что Ороро был ужасным полукровкой-убийцей, теперь же, видя его перед собой, слыша его слова, она вдруг вспомнила, что не только Ингрэм привязался к Ороро.
Он действительно вернулся, невзирая на подстерегающие здесь опасности, чтобы найти Ингрэма и помочь ему.
Ороро сжал рукой левое предплечье и с горечью тихо сказал:
– Он из-за меня попал в беду. Должно быть, он теперь, зная обо всем, ненавидит меня, но я должен помочь ему, хоть как-то отплатить за его доброту.
Его голос совсем упал, Мэриэль едва расслышала последние слова. Ороро, опустив голову, уставился в пол. Его хвост замотался вокруг правой ноги.
– Я расскажу тебе все, что мне известно, – сказала, наконец, Мэриэль. – Хоть мне и не поздоровится, коли прознают об этом. Но прежде вот что тебе скажу: он малость не в своем уме. Хорей повредил ему голову, когда силой вытаскивал правду о тебе. Ты вот о чем подумай, – Мэриэль мягким жестом прервала собиравшегося сказать что-то Ороро: – не лучше ли оставить его в покое? В рудниках он прижился, обвыкся, завел товарищей. Вряд ли сейчас он о тебе вспомнит, а если и вспомнит… Ты думаешь, он обрадуется встрече с тобой? Только его жизнь наладилась, как ты снова стремишься все уничтожить!
– Это не так, – возразил Ороро. – Единственное, к чему я стремлюсь – увидеться с ним, помочь ему. Если сказанное тобой правда… Если там он счастлив, я не стану вмешиваться, но я должен сам убедиться. – Ороро сглотнул, переступил с ноги на ногу. – Мы ведь даже не попрощались толком, я столько всего должен сказать ему, назвать его о… Я просто должен его увидеть.
Его лицо ожесточилось, стало решительным и твердым.
– Тогда загляни в мой разум и постарайся ничего там не повредить, – сказала Мэриэль, чуть склонив голову.
Ороро кивнул и коснулся пальцами ее висков. Мэриэль прикрыла глаза, а когда открыла, обнаружила себя на кровати. На тумбочке рядом стояла налитая доверху кружка воды.
Мэриэль осторожно встала. Голова не кружилась, тело казалось легким, прям воздушным. Она робко сделала несколько шажков и прислушалась – сердце билось ровно и сильно. Она коснулась груди, словно могла нащупать его ладонью и убедиться, и обнаружила небольшой амулет на тонкой прочной нитке. Амулет в виде желудя был прохладным, несмотря на то, что соприкасался с ее теплой кожей. Мэриэль, подумав, оставила его при себе. Огляделась. Ороро в комнате не было. Солнце, как она с ужасом обнаружила, клонилось к закату. Мэриэль поспешила вниз и, хотя знала, что еще слишком рано, отправилась в лавочку бумажника за новыми вестниками.
Дневники Хорея
Не нахожу в глупых записях обещанного утешения, но Карос взялся проверять, выполняю ли я его задание, потому приходится писать хотя бы по странице в день. Он взял меня под свою ответственность, я не намерен подводить его – и свои – ожидания, несмотря на то, что боль после тренировок и зелий воистину невыносима.
Я вступлю в ряды Ищеек так быстро, как только это возможно, даже если придется ради этого вести этот шмаков дневник. Вид его мне отвратителен и живо напоминает всякий раз о Гете. Уж он-то со своими книжицами и записями не расставался, весь из себя, красовался да бахвалился. Думал я, что Ингрэм не таков. По правде, он и не таков, но гнильцой внутри не уступает, как оказалось. Так обмануться я уж точно не ожидал.