– Ингрэм! Ингрэм! – надрывался Ороро. – Что там?! Где ты?! Скажи что-нибудь!
– Я нашел, – отозвался Ингрэм. Положил на всякий случай руку на метку, чтоб не потерять. – Это рисунок, что-то вроде магических символов. Что с ним сделать?
– Зачеркни!
– И все?
– Да!
Ингрэм достал нож и вычертил широкую линию, пересекающую метку. Посмотрел на по-прежнему висящую над землей ловушку. Перечеркнул еще раз. И еще. Сеть-ловушка дрогнула, рассыпалась. Со стоном растянулся на земле Ороро. Из его подрагивающего крыла торчала стрела. Ингрэм, наступая на свои же следы, поспешил к нему, на ходу пряча рогатку за пазуху. Ороро тоненько жалобно скулил, глаза его опухли от слез, лицо кривилось в подступающих рыданиях. Увидев Ингрэма, он попытался встать, но не смог. Протянул ручонки с самым несчастным видом, и Ингрэм приобнял его, помогая сесть поудобней. Всхлипывающий Ороро, дрожа, уткнулся ему в грудь.
– Все, все, – успокаивающе сказал Ингрэм и, аккуратно похлопав его по спине и основаниям крыльев, отстранил. – Соберись, – строго велел он. – Дома будешь реветь, а сейчас не будем тратить время. Хорошо?
Ороро усердно закивал, глядя во все глаза. Ингрэм внимательно оглядел его и занялся стрелой. Зазубренный наконечник был серебряным, древко – из прочного черного дерева и тоже с зазубринами. Подумав, Ингрэм крепко ухватился за него и, стараясь лишний раз не дергать, попытался сломать. Древко не поддавалось. Пришлось взяться за нож и орудовать им. Он подточил дерево достаточно, чтобы можно было переломить древко у основания раны. Оставшуюся половину стрелы Ингрэм медленно потянул со спины, придерживая Ороро за раненное крыло. Зазубренная стрела не поддавалась – накрепко застряла в плотном сплетении жил. Ороро стоически все это терпел. Его черная кровь капала на белый, истоптанный снег. Ингрэм шумно вздохнул и резко с силой дернул стрелу на себя. Ороро громко коротко взвыл. Ингрэм разжал руку, выронил стрелу. От ее крючковатых зазубрин раненная ладонь кровоточила, и он запоздало с досадой вспомнил о рукавицах, но некогда было об этом думать. Он быстро расстегнулся, снял меховую накидку, безрукавку, рубашку. Трясясь от холода, наспех нацепил на себя безрукавку и принялся разрывать рубашку на полосы. Разглядывая разодранную меховую накидку Ороро, из-под которой так вовремя выпростались спасительные крылья, Ингрэм осторожно прижал к ране сложенный в несколько раз кусок разорванной рубашки.
– Сложи левое крыло, – велел он. – А теперь осторожно правое, так, я держу, давай.
Крылья сложились, пропитанный черной кровью лоскут утонул в складках. Ингрэм осторожно перевязал крылья длинной полосой рубашки.
– Больше нигде не ранило?
Ороро, шмыгая носом, отрицательно помотал головой. Из-под прорех на одежде сзади виднелась серая кожа, покрытая пупырышками от холода, крылья совсем замерзли и стали жесткими. Ингрэм чуть присел и велел:
– Забирайся мне на спину и накройся моей накидкой. Нужно быстрее добраться домой и заняться твоей раной.
Ороро серьезно кивнул и вскарабкался ему на спину. Притаившаяся в кармане жилетки рогатка упиралась в ребро, идти с Ороро на спине по мокрому снегу было трудно, но от пережитого ужаса Ингрэм дороги не замечал.
Дома он заставил Ороро выпить одну из горьких лечебных настоек и тщательно осмотрел рану.
– Да нормально все, – протестовал Ороро, с опаской косясь на приготовленную нитку с иголкой. Кровь идти перестала, рана напоминала ожог с круглой, сильно расширившейся дырой, сквозь которую можно было спокойно смотреть, как через лишенную дна кружку. – Оно перестало увеличиваться. Не надо меня зашивать. Я в порядке, правда, чего ты так суетишься?
– Помолчи и не двигайся, – перебил Ингрэм, прикладывая примочку из трав, которые останавливали кровотечение. По крайней мере, у людей.
Ороро закатил глаза, но послушно присмирел, пока Ингрэм решал, что будет делать с раной. В итоге дырку пришлось оставить – слишком уж была большой, чтобы подсоединить противоположные края, которые распухли и кровоточили при малейшем касании.
– Ты сестру увидел? – спросил он. – То, что хотел увидеть больше всего?
– Да. Это было нечестно, – пробормотал Ороро. – Я так обрадовался, что позабыл обо всем на свете, а ведь ты предупреждал, не мчаться впереди тебя. Прости меня, я так глупо себя повел.