Осунувшаяся Юки заговаривала изредка, лишь по необходимости. По ее каменно-неподвижному лицу текли беззвучные слезы. Чересчур жизнерадостный Хорей бодро отдавал распоряжения, то и дело слышался его громкий голос да фальшивый хохот. Люди смотрели на него с недоумением и раздражением, некоторые качали головой и перешептывались «совсем повредился рассудком». Бледный как мел Ороро утирал кулачком слезы, к концу поминальной службы не выдержал, отвернулся и уткнулся Ингрэму в грудь, изо всех сил обнимая и дрожа.
Они вернулись домой сразу после прощания с Анн. Устроились на крыльце и выпили принесенный из таверны Мэриэль компот. В тот вечер не было сказано ни слова про Двери и мерзких людишек. Ороро совсем притих. Ингрэм достал из корзинки Мэриэль кусок пастилы и протянул ему. Тот медленно грыз вязкую сладость, делился с Ингрэмом и тоскливо смотрел в мерцающее звездами небо.
Через два дня пропал Хорей. Поспрашивав у людей, Юки узнала, что в последний раз его видели у дороги, ведущей в Бриен, и попросила Ингрэма найти его и вернуть. Ороро остался с ней и с Бореем, обещав пойти домой до заката и присмотреть за хозяйством. Ингрэм кивнул. Гибель Анн сказалась на них всех, но больше всего – на Ороро и Хорее, и Ингрэм еще только нащупывал, как сильно переменился Ороро, и пытался предположить, как придется управляться с Хореем.
Добравшись до Бриена, Ингрэм не удержался от прогулки по Большой улице. Он с приятным удивлением разглядывал красивые отстроенные дома, оживленных счастливых людей, как бойко продвигалась торговля и сколько всего нового стали сюда завозить. Но дело было важнее, да и день клонился к вечеру, и Ингрэм отправился в постоялый двор снять комнату для ночлега. Утром следующего дня он узнал у хозяина о ближайших тавернах и принялся их обходить и расспрашивать людей.
Хорея он нашел в тот же день поздно вечером в очередной таверне. На удивление осмысленные глаза пьяного в стельку Хорея впились в него неприкрытой злобой и ненавистью.
– Если бы не ты, если бы не твой ублюдок, – пробормотал он вместо приветствия, шумно заглатывая очередную кружку темного эля, – Анн не сунулась бы в лес, и этот убийца не тронул бы ее.
– Анн вернулась домой невредимой, – осторожно напомнил Ингрэм. – Ороро проводил ее, все было нормально.
– А может… – Синие глаза Хорея сверкнули холодным безумием. – Нет, нет, ха-ха, нет, – продолжая что-то отрицать, он быстро допил остатки эля прямо из кувшина. Громко рыгнул и со стоном неуклюже выкарабкался из-за стола. – Не-ет, это слишком просто, ха-ха, не такой же я дурак, чтобы не отличить… не-ет, этот убийца у меня получит, я найду его и медленно убью, он будет молить меня о пощаде, но разве пощадил он мою бедную девочку?
Дрожащей рукой Хорей медленно погладил кинжал Анн, прежде чем бережно спрятал за пазуху.
– Я найду этого поганца, – бормотал он, хрипя и кашляя.
Он едва не опрокинул стулья, пытаясь выбраться из таверны. Ингрэм поспешил его подхватить и поволок на себе, терпеливо выслушивая пьяный бред. Огромный тяжеленный Хорей едва переставлял ноги, тащить было нелегко. Ингрэм пыхтел и клял его на чем свет стоит. Несколько раз пришлось останавливаться, пока его рвало выпитым пойлом. Он плакал, скулил и поджимал пальцы босой ноги – правый сапог умудрился где-то потерять.
Ингрэму казалось, что прошла вечность, хотя ближайший постоялый двор был всего в нескольких минутах ходьбы. Уложив, наконец, Хорея в постель, он обессиленно растянулся прямо на полу. Прикрыл лицо предплечьями и застыл. Он долго пролежал так без движений. В голове навязчиво звучали обвинения Хорея да мелькала веселая улыбка Анн и ее быстрые синие глаза с длинными ресницами. Ингрэм стиснул зубы, сжал кулаки. Правая рука заболела остро и резко – слишком много ее сегодня пришлось напрягать. Ингрэм с трудом разжал кулак и повернул ладонью к себе. Медленно размотал повязку, снял кожаную тряпицу с запястья и уставился на шрамы. Глаза заболели от сухих слез, и он зажмурился, сдаваясь и признавая слова Хорея, – если бы не случившееся с его рукой, Анн послушно просидела бы дома весь день, приглядывая за младшим братом, и ничего бы с ней не случилось.
Они с Хореем вернулись в деревню к вечеру следующего дня, промолчав всю дорогу. Сильно похудевшая и подурневшая Юки окинула мужа странным взглядом и отвернулась. Хорей поплелся на новый пристрой, куда сгрудили старую мебель, и рухнул спать. Юки суетилась, бралась за одно, тут же откладывала, бралась за другое, что-то роняла, опиралась о стену, прижав руку к опущенной голове. Жалобно всхлипывал голодный и немытый Борей. Ингрэм сменил ему одежду, помыл и покормил подогретым молоком, пока Юки собирала на ужин.